— Я. А что тебя так смущает?

— И что за шанс?

— Я помогу тебе погасить долг. Но не просто так.

— И какую плату я должен буду заплатить?

— Хорошую. Поверь Валентин, очень хорошую. У тебя есть две дочери. Но одна ещё совсем ребёнок. А вот вторая, Аврора, вполне может составить моему внуку пару. Супружескую.

Я удивлённо посмотрела на старика. Что значит супружескую? Меня что, замуж собрались выдавать? Но ни отец, ни старик на меня не обращали внимания.

— А какому внуку?

— Старшему, Глебу! Подумай, Валентин. Я тебя не тороплю. Думаю, тебе времени до завтра хватит. Но не более. А чтобы тебя лишний раз не тревожили, я оставлю тут своих людей в качестве охраны. Ты не против?

— Нет.

— Ну вот и хорошо. — Старик встал. Посмотрел на меня. Он был высок и не смотря на свой возраст за 70, выглядел крепким ещё мужчиной и у него сохранились остатки былой мужской красоты. Я нервно сглотнула. Взгляд у старика был жёсткий и пронизывающий, словно просветил рентгеном меня насквозь. Но потом его глаза смягчились. Он улыбнулся мне. Попрощался с моей мамой и прошёл к «Мерседесу». С нами осталось четверо охранников. Тогда я впервые увидела главу семейства Белозёрских, частью которой мне предстояло стать.

Константин Васильевич сидел за столом в своём рабочем кабинете. Кабинет этот был расположен в большом трёхэтажном загородном особняке, так сказать, родовом гнезде семьи Белозёрских. Константин Васильевич посмотрел на фотопортрет в рамке. Там были его дед и бабушка. Пётр и Дашенька. Он в форме гвардейского офицера с георгиевскими крестами на груди, она в одежде сестры милосердия. Он часто на него смотрел. Они оба были такие молодые и красивые. Бабушка была уже беременной его отцом. Фотография была сделана в июне 1920 года в Севастополе. Константин Васильевич закрыл глаза…

…Белозёрские являлись боковой ветвью одного из самых старинных и родовитых дворянских семей России. Во времена императора Павла Первого, фамилия у них стала двойной, к изначальной прибавили фамилию ещё одного рода, фактически угасшего, это чтобы поддержать его и не дать исчезнуть полностью. К 1920 году от некогда большого рода остались совсем крохи. Революция и Гражданская война разбросала представителей этой семьи по разным сторонам света. Большая часть представителей этой семьи погибли в ходе ожесточённых боёв, попали в застенки ЧК, откуда живыми уже не вышли, умерли от тифа, голода, холода или просто сгинули безвестно. Фактически род угас. Пётр, гвардейский офицер, оставался последним мужчиной этой семьи. Он прошёл всю Первую мировую или как называли её в России — Германскую. В 1917, сначала присоединился к Корнилову, а после подавления мятежа, ушёл на Дон и встал под знамёна Деникина. Там он в 1919 году познакомился с Катенькой, 19-летней сестрой милосердия. Познакомились в госпитале, где он лежал после тяжёлого ранения. Тогда же их эвакуировали в Крым, в Севастополь. Они обвенчались в церкви. В начале ноября 1920 красные под командованием Фрунзе начали штурм укреплений Перекопа. Одновременно 8 ноября они успешно форсировали Сиваш. После этого началась катастрофа. Борьба шла ожесточённая. Положение Петра усугубляло то, что Катенька должна была родить. Он в своё время очень пожалел, что пошёл у жены на поводу и не отправил её за границу ещё в летом 1920, вместе с тестем, когда тот отплыл в Константинополь. Молодая супруга отказалась наотрез покидать своего Петю.

Бои шли уже на подступах к Севастополю. В самом городе нарастала паника. Люди, словно обезумевшие, пытались всеми правдами и неправдами попасть на отходящие транспорты. Остатки разбитой армии Врангеля, сменившего на этом посту Деникина, грузились на корабли и эвакуировались. В этот момент, когда Петру удалось договорится о месте на военном корабле для себя и жены, у Кати начались роды. И им пришлось остаться. Роды были тяжёлыми. Екатерина родила мальчика, которого назвали Василием. Она умерла спустя сутки после родов. Пётр сам унёс её на кладбище, сам копал могилу, глотая скупые мужские слёзы, сам руками закапывал её. А в городе и пригородах уже шла охота за теми офицерами и солдатами армии Врангеля, кто не успел эвакуироваться. Как Петр не попал в руки ЧК, было необъяснимо. Наверное, Екатерина своей жизнью оплатила жизни двух дорогих для неё людей — мужа и сына. Спустя несколько дней, Пётр, воспользовавшись неразберихой и хаосом, сумел выправить себе справку, о том, что он является мещанином Белозёрским Петром Владимировичем. Двойную фамилию Пётр сократил, так же поменял своё отчество. Всё же отказываться до конца от своей фамилии он не хотел. Судьба была благосклонна к нему. Сынок его, несмотря на свирепствующий в то время тиф и голод, выжил. Во многом благодаря отцу, который не жалел для малыша ничего, правдами и не правдами добывая питание, а особенно, такое драгоценное для грудничка коровье или козье молоко. Петр с грудным ребёнком на руках сумел выбраться из Крыма и уехать сначала в Кострому, а в 1925 году перебраться в Сибирь, где подрядился в артель золотодобытчиков. Там мало интересовались — кто ты и что ты? Хватило справки. Артель была частной. Такие артели сохранялись в СССР долго. Даже после великого перелома, когда стали ликвидировать НЭП, эти артели не тронули. Ответ на вопрос — почему, очень простой. Молодая страна Советов отчаянно нуждалась в валюте и золоте, чтобы закупать то многое, что ей было необходимо. Золотодобытчикам платили хорошо. Деньгами, продуктами, мануфактурой. Они могли позволить себе многое, чего была лишена большая часть населения страны. Но и условия работы были соответственно тяжёлыми. Это и подорвало здоровье Петра окончательно. Он умер в 1936 году. Сказались ранения, полученные как на самой Германской, так и уже в Гражданскую. Василию тогда было 16 лет. Он учился в школе-интернате в районном центре и мечтал стать геологом. Хотел поступить в институт. Перед смертью Пётр рассказал сыну кто он такой на самом деле. Передал ему свои Георгиевские кресты, полученные за мужество и героизм в боях с Кайзеровской Германией и фотокарточку, на которой были запечатлены он в форме гвардейского офицера и его молодая супруга, сразу после венчания в церкви. Конечно, Пётр очень сильно рисковал, сохраняя эти артефакты ушедшей эпохи. За это его могли расстрелять без суда и следствия. Но он не мог отказаться и от наград, заработанных кровью и от фото. Это была единственная фотокарточка его супруги, которую он продолжал любить до конца своих дней, так и не женившись после её смерти. Спасло его то, что тут в таёжном крае, никто особо не копался в биографиях людей. Здесь было достаточно тех, кого Советская власть могла расстрелять без зазрения совести, как своих классовых врагов. Ведь не так мало оставалось людей, кто по тем или иным причинам не смог эмигрировать за границу. Василий всё хорошо запомнил. Награды отца и фотокарточку своих родителей он надёжно спрятал. Умирая, отец сказал ему: « Сын, придёт такое время, оно обязательно придёт, что мои награды и эту фотокарточку можно будет спокойно выставлять, ни от кого не пряча. И не скрывая, кто мы на самом деле. Запомни это. Такое время обязательно придёт. А сейчас живи той жизнью, которой живёт молодёжь России. Вступай в комсомол, делай карьеру. Но никогда не забывай кто ты и какую цену пришлось заплатить твоим родителям, чтобы ты сейчас жил полноценной жизнью». Василий верил своему отцу.

Глеб

Открыл глаза. В окно пробивался рассвет. Неплохо вчера расслабились. Вечеринка у Жорика удалась на славу. Впереди ещё несколько дней расслабона и красивых женщин. Повернул голову налево. Её глаза сразу же раскрылись. Марго! Красивая, умная, невероятно сексуальная молодая женщина. Знаем друг друга уже три года. Ей тридцать два и она старше меня на четыре года.

— Ты что не спала? — Спросил её улыбнувшись.

— Спала. Просто проснулась вместе с тобой. Я чувствую, когда ты просыпаешься. Я чувствую твоё настроение, даже когда ты молчишь, знаю, что ты хочешь.

Да, она удивительно тонко чувствовала меня, предугадывала мои желания и мои намерения. Её ладошка покоилась на моей груди.

— Что хочет молодой граф? Кофе или получить заряд бодрости на день грядущий? — Она приподнялась на локте. Склонилась надо мной. Каштановые волосы волной накрыли нас, словно шатром, отгораживая наши лица от остального мира. Почувствовал как её ладошка стала скользить по моей груди, потом по прессу живота, опускаясь ниже и замерла у меня на паху, накрыв мою плоть. Марго была лишена комплексов в постели, тормозов не имела совсем и могла доставить мужчине истинное наслаждение, доводя его до самых вершин не только реальности, но и чего-то запредельного. Я прикрыл глаза. Возбуждение стало нарастать. — Так что хочет мой граф? — Прошептала она голосом полным вожделения.

— Тебе что мои слова нужны, Марго? Ты же меня с полувзгляда понимаешь!

— Тогда сначала заряд бодрости. Крепостная девка должна ублажить своего барина. А потом кофе.

Почувствовал её губы на своих. Ответил, она просунула свой язычок ко мне. Наши языки касались друг друга терлись, ласкали. Потом она слегка укусила меня за нижнюю губу, поцеловала мой подбородок, шею. Перешла на грудь. Целовала и покусывала мои соски. Постепенно смещаясь ниже. При этом рукой гладила мой возбудившийся и отвердевших член. Отбросила одеяло. Стала целовать пах. Наконец её губы коснулись головки моего стержня. Губы, язык. Она начала лизать и посасывать, постепенно насаживаясь на него ртом всё больше и больше. Её пальцы ласкали мои яйца. Положил руку ей на затылок. Чуть надавил и она покорно приняла весь мой член себе в рот и даже больше, он вошёл ей в горло. Она умела это делать виртуозно. Тело за ночь отдохнуло. Тем более это было развитое тело молодого, 28-летнего парня, здорового и очень активного. Оказалось, что для первого раза мне много не нужно было. Она активно стимулировала меня ртом и руками. Сердце бешено колотилось, Моя правая рука зарылась в копну её густых и нежнейших как шёлк волос, накручивая пряди на свои пальцы. Сжал ладонь в кулак. Знал, что причиняю ей боль, но она сама меня так просила делать. Мои глаза были закрыты от блаженства и вот в них взорвался настоящий фейерверк разноцветных огней. Внизу живота, в паху, нараставшее напряжение, до ломоты в члене и яйцах дрогнуло. Ощущение словно прорвало плотину. Я наполнял ей рот, глотку своей спермой. Она продолжала стимулировать меня. Сопела, глотала, хотя ей было трудно, даже закашляла, но быстро подавила кашель. Чувствовал облегчение и невероятных экстаз, негу. Марго дождалась, когда семяизвержение закончиться. Всё проглотила, обсосала всё ещё твердый член. Потом вылизала мой пах, на который попали её слюни вперемешку с моей спермой.