— Чем это нам может грозить?

— Меня попытаются отодвинуть от управления семейным делом.

— Это опасно?

— В каком смысле?

— Ты же не откажешься?

— Нет.

— Они могут с тобой что-нибудь сделать?

— Ты имеешь ввиду устранить? — Увидел в глазах жены испуг. Она кивнула. — Нет. На это никто не пойдёт. Одно дело отодвинуть от управления, другое дело решиться на откровенный криминал. Мы можем между собой выяснять отношения. Строить интриги. Но кровь родича на себя никто не возьмёт по одной простой причине. Такого отморозка никто не потерпит. На него набросятся всей стаей. Понимаешь?

— Да.

— Вот и хорошо. Ладно, дитя света, пойдём. Надо встречать родственников. Завтра похороны. Ещё приедут. Партнёры, из администрации и так далее.

Я встал, Аврора не отпускала мою руку.

— Глеб, я почему-то боюсь. Пожалуйста не оставляй меня.

— Я не собираюсь тебя оставлять. Что за пессимизм и панические настроения?

— Прости. Я просто переживаю.

— Всё будет хорошо. Веришь мне?

— Да. — Она улыбнулась. Поцеловал её и мы пошли в дом.

Аврора

Глеб изменился. Нет, не внешне, внутренне. Я это чувствовала. Он не стал ко мне относится хуже, наоборот, он словно искал у меня поддержку. Опору в чём-то. В чём? Он не говорил, а я не спрашивала. Я должна была сама понять это. Быть опорой в семье, я его тыл. Но только лишь в этом? Решила поговорить со свекровью. Но пока у меня не получалось. Дарья Дмитриевна была постоянно занята. И ещё я чувствовала, как атмосфера в семье сгущается. Они все Белозёрские словно к чему-то готовились. Глеб сказал мне, что стая ждёт вожака. И этим вожаком должен стать Глеб, мой муж. Он имел на это право. Дедушка именно его готовил на эту роль. Но, их клан большой и на место Константина Васильевича претенденты были помимо моего мужа. Кто именно, я не знала. Ни Глеб, ни Ксюша, ни Дарья Дмитриевна мне этого не говорили.

Ксюшу вообще увезли сразу куда-то, как только стало известно о смерти дедушки. На мой вопрос, Глеб ответил, что её никто не должен видеть, до того момента, пока она не родит. Удивительно, но Белозёрским удалось каким-то образом сохранять её беременность в секрете от остальных членов клана. Почему? Я сначала не могла понять. Поняла значительно позже, когда стали разворачиваться трагические события сватки за власть. Ксюша могла стать рычагом давления на Глеба. И он таким образом обезопасил и себя, и свою сестру. Как только у Ксении стал округляться живот, она перестала ездить в центр пластической хирургии. А если и выбиралась, то надевала широкие платья, чтобы как-то скрыть свою беременность. А потом и вовсе перестала ездить. Всеми делами в «Клеопатре» стал ведать её заместитель. Как Глеб мне сказал, абсолютно надёжный и проверенный человек. Он тоже был в курсе Ксюшиной беременности, но молчал.

Конечно, родственники, собиравшиеся на похороны главы рода, интересовались Ксюшей, но Глеб и моя свекровь отговаривались тем, что Ксении понадобилось лечение и она не может присутствовать на похоронах. Конечно, это вызывало ещё больше вопросов, но ни мой муж, ни свекровь и младший брат мужа ничего не поясняли.

Я смотрела на дедушку. Константин Васильевич почти не изменился. Единственное, это выражение его лица. Словно он прошёл долгих и трудный путь, устал и прилёг отдохнуть. Слёзы сами катились у меня из глаз. Осознание того, что я больше его не увижу, не увижу его ободряющую улыбку, что не почувствую его большую и сильную ладонь на своей голове, когда он гладил меня подбадривая в трудные для меня моменты, особенно во время нашего с Глебом разрыва. Я всегда чувствовала его незримое присутствие. Почему он выбрал именно меня для своего внука? Почему всегда поддерживал меня, даже тогда, когда вина была исключительно моей, я не знала. Но я была благодарна этому повидавшему жизнь, человеку. Как жаль, что у меня не было такого дедушки.

И ещё я поняла, почему Глеб часто ходит в часовню. Мне тоже там понравилось. Тишина, покой и лёгкая грусть. Позже я сама туда стала ходить, даже одна без мужа. Посидеть там и закрыв глаза увидеть красивых мужчин в гвардейских мундира, женщин в бальных платьях. Всё так, как говорил мне Глеб. Наверное, сама атмосфера располагала к таким фантазиям. И я даже слышала мужской и женский смех, мелодии скрипок и рояля. И мне казалось, что со мной они разговаривают. Вот меня приглашают на танец. Мазурка. Весёлый и живой. И я кружусь в вихре танца. Или вальс, под звуки бессмертного творения Штрауса «Сказки Венского леса». Мою талия обвивает рука молодого мужчины, в форме офицера русской армии 19 века. Я вглядываюсь в его лицо. Он улыбается. Это Глеб. Я счастливо улыбаюсь ему в ответ. Смеюсь и он смеётся со мной… Открываю глаза, а в ушах всё ещё слышна музыка и наши голоса. Это что-то необъяснимое. А может это и было, в другой жизни? Там в далёком уже 19 веке. Я уже была его женой, только звали нас по-другому?

Глядя на Белозёрских, не только на своего мужа, свекровь, Ксюшу или Владимира, но и на других, стала отчётливо понимать, что Глеб не даром назвал их стаей волков. Да, они были настоящие волки в человеческом обличии. Ещё на похоронах дедушки я заметила это. На их лицах был траур. Но одни искренне переживали уход Константина Васильевича, а вот другие, они носили маски, но глаза всё выдавали. Эти словно примеривались, как волки к броску, чтобы вцепиться в глотку. Наблюдала за мужем. Он это тоже видел и хорошо понимал. Как и моя свекровь. Дарья Дмитриевна не была урождённой Белозёрской. Она, как и я когда-то пришла в эту семью и стала её частью. Но, наверное, сама жизнь с Белозёрскими накладывает свой отпечаток. И мать Глеба сама стала волчицей и теперь тоже смотрела на возможных противников своего сына. Как смотрит мать-волчица, готовая вцепиться в глотку любому, кто способен нести угрозу её детям. Я поняла, что и мне нужно стать такой же. Может именно это ждал мой супруг. Ведь глупой овечке не выжить в волчьей стае. Глеб словно подобрался для боя. Я чувствовала напряжение в нём. Хотя с виду всё было спокойно. Они все Белозёрские словно исполняли некий ритуал. Это же чувствовали и партнёры семьи, те кто имел близкие контакты с Белозёрскими. Все словно замерли, отстранились, чтобы в конце принять сторону победителя. Особенно мне не понравился двоюродный дядя моего мужа Петр Николаевич. Он являлся родным племянником Константина Васильевича. Был сыном его сестры. Он тоже носил фамилию Белозёрских. Правда фамилия была двойная — Белозёрский-Кречетов. Женщины из этой семьи, когда выходили замуж не брали до конца фамилию мужа, а только присоединяли её к своей девичьей фамилии. И этот Пётр, как я поняла тоже претендовал на место главы клана. Хотя по умолчанию, это место доставалось только мужчинам, носившим фамилию без приставки. Но это по умолчанию. Юридически, любой из представителей семьи мог претендовать на место президента холдинга.

После того, как дедушка упокоился в семейной усыпальнице графов Белозёрских, я стала невольной свидетельницей разговора своего мужа с его двоюродным дядей.

— Ну что, племянник, как будем решать вопрос о холдинге? — Спросил Пётр Николаевич.

— Ни как. — Глеб смотрел спокойно в глаза Белозёрского-Кречетова. — Будем выполнять посмертную волю главы семьи. Или ты, дядя, хочешь нарушить традицию?

— Традиции хороши тогда, когда они отвечают интересам семьи.

— Вот именно, дядя, интересам семьи, а не отдельным её представителям.