Он что, только что назвал меня… Печенькой?

– Еще. – Я вцепилась в его костюм. Сама не знала, о чем прошу. Знала лишь, что на вкус и на ощупь это было лучше любого десерта. А еще что через несколько минут все закончится. Я не могла позволить себе напрасно тратить время.

– Чего еще? – Он уже просунул руку в разрез на моем платье.

– Еще… не знаю. Это ты тут эксперт.

Ромео сжал мою задницу. Его указательный палец скользнул под резинку хлопковых трусиков, впиваясь в ягодицу.

– Да. Да. Этого. – Я разорвала поцелуй и прикусила его за подбородок. Моя неопытность дала о себе знать, когда я не смогла сдержаться. – Но… с другой стороны. Спереди.

– Уверена, что хочешь лишиться девственности от пальцев незнакомца, который угощал тебя песочным печеньем?

– Тогда не вводи их внутрь. – Я отпрянула, хмуро на него глядя. – Действуй вокруг… ну, знаешь… периметра.

Он сунул руку между моих ног и, накрыв распаленный центр ладонью, с силой сжал.

– Надо бы вытрахать из тебя всю дерзость прямо здесь и сейчас. – Впервые этот коварный мужчина с северо-востока США использовал нецензурное слово, и отчего-то я поняла, что для него это было редким явлением.

Я выгнула спину и прижалась к его ладони в поисках большего контакта.

– М-м-м… да.

Ромео провел пальцем вокруг входа, но так и не прикоснулся к нему. Возможно, все дело в том, что его касание было неспешным, мимолетным и созданным для того, чтобы привести в исступление, но у меня намокли трусики. Какая потрясающе сладкая пытка.

– Твой язык всегда доводит тебя до беды? – Он перестал целовать меня и начал неспешно сводить с ума, поглаживая между ног и глядя на меня с неприкрытым раздражением. Странный мужчина. Очень странный мужчина. Но не настолько странный, чтобы я отказалась от того, что между нами сейчас происходило.

– Всегда. Мама говорит, что если бы я перебирала ногами так же часто, как чешу языком, то стала бы олимпийской… ох-х-х, как приятно.

Он слегка погрузил палец, согнув его на клиторе, и так же быстро убрал. К моему ужасу, я услышала влажные звуки, когда он раздвинул губы.

– Сделай так снова. – Я уткнулась ему в шею, сходя с ума от его запаха. – Но до конца.

Он простонал, а потом резко прошептал: «Вот же бардак». Эй, никто не заставлял его под дулом пистолета.

– Тебе это хоть доставляет удовольствие? – Я начала думать, что он обо всем жалеет. Даже сквозь туман похоти я понимала, что он казался скорее раздраженным, нежели возбужденным. То есть его член длиной с ногу отчетливо сообщил мне, что он не страдает, но, похоже, Ромео был очень возмущен оттого, что счел меня привлекательной.

– Я в экстазе. – Его голос сочился сарказмом.

– Можешь пососать мои соски, если хочешь. Я слышала, это заводит. – Я потянулась к затянутой корсетом груди и дернула за ткань.

Ромео спешно перехватил мою руку и прижал ее к груди, не дав оголить.

– Очень щедро с твоей стороны, но откажусь.

– Они симпатичные, честное слово. – Я попыталась потянуть сильнее, чтобы показать ему.

Он крепче сжал мою руку.

– Я люблю, когда мое принадлежит только мне. Скрыто от глаз. Зрелище, доступное только для меня.

Ему?

Я вмиг пришла в себя.

– Тебе?

Как раз в этот миг стена, к которой он прислонялся, упала. На помосте стояла администратор бала, держа в руках пульт для запуска фейерверков. И мы тоже стояли на помосте. О господи! Это была не стена. Это был занавес. А перед нами сидели все три с лишним сотни гостей бала. Все разинули рты, вытаращили глаза и смотрели чертовски осуждающим взглядом.

Я сразу же заметила отца. В считаные секунды его смуглая кожа стала бледнее полотна, но уши краснели все больше и больше. Постепенно в мой затуманенный страстью мозг просочилась пара мыслей. Во-первых, папа точно, на двести процентов, аннулирует все мои карточки – от «Американ Экспресс» до пропуска в библиотеку. А еще я наконец поняла, что же все увидели. Меня в объятиях мужчины, который точно не приходился мне женихом. Его рука сунута между моих ног сквозь разрез платья. Моя помада размазана. Волосы растрепаны… и я точно знала, что оставила ему несколько заметных засосов.

– Вот блин, – это сказала Фрэнки из недр столпотворения. – Мама теперь до сорока лет будет держать тебя под домашним арестом.

Толпа разразилась взволнованной болтовней. Вспышки камер телефонов ударили мне в лицо, и я отшатнулась, отталкивая Ромео Косту. Однако его это не устроило. Этот психопат сделал вид, будто защищает меня, и отодвинул себе за спину. Его прикосновение было небрежным и холодным. Притворным. Что здесь, черт возьми, происходит?

– …испорчена для любого другого мужчины в округе…

– …бедный Мэдисон Лихт. Такой хороший парень…

– …всегда была проблемной…

– …магнит для скандалов…

– …ужасное чувство стиля…

Так, ладно, а это уже откровенное вранье.

– П-п-папочка. Это не то, что ты подумал. – Я попыталась поправить платье от Oscar de la Renta и наступила Ромео на ногу острым каблуком, благодаря чему наконец вырвалась из его рук.

– К сожалению, это именно то, что вы подумали, – возразил Ромео, выходя дальше на помост и, прихватив меня за локоть, повел за собой. Да что он, черт бы его побрал, затеял? – Тайна раскрыта, любовь моя. – Его любовь? Я? Он демонстративно вытер руку, которая всего несколько секунд назад была у меня между ног, о мое дизайнерское платье. – Пожалуйста, не называйте мою Даллас испорченной женщиной. Она всего лишь поддалась искушению. Как говорил Оскар Уайльд, такова лишь грешная человеческая природа. – Его взгляд оставался напряженным. Прикованным к моему отцу.