Как тут не морщись, а мое нынешнее состояние куда лучше давешнего. Вспоминать стыдно — нутро трясется, мысли в голове мечутся… Желе. Потеря себя.

Мрачно сжав губы, я прошаркал к окну. Тут же, злясь на собственную унылость, выпрямился, расправил плечи, с вызовом глянул за стекло, где ветер играл с редкими снежинками.

«Если бы не Инга…»

Ну, и что бы они со мною сделали, эти «цэрэушники»? Снимок с моим ухом предъявили? А я бы пальцем у виска покрутил, да и послал бы всех этих грозных хитрозадых дядей!

Но Вудрофф сработал профессионально — напустил на меня девицу. Я и разложился…

«Да причем тут „облико морале“? — передернуло меня. — Отвлекся… Утратил бдительность… И попался!»

Резкий телефонный звонок просверлил мозг.

— Я возьму! — крикнула мама, торопливо шлепая тапками. Клацнула трубка. — Алё-о?

Обожаю это ее продленное выдыхание, родное и нежное…

— Да-а… Дюша, тебя!

Уняв испуг, я резво прошествовал в прихожку. Мама, в кокетливом передничке поверх модного брючного костюма из Марокко, сунула мне трубку. Отзеркалив мамину улыбку, я вытолкнул короткое:

— Слушаю.

— Минцев говорит. — Шутливо, словно подбадривая меня, Георгий Викторович скопировал Лёлика: — Усё у порядке! В райком сможешь подойти?

— Смогу! — с готовностью ответил я. — А когда?

— Вечерком, после пяти… М-м… Нет, давай, лучше в четыре, а то поздно будет.

— Ладно! Ага…

— Ну, всё, — удовлетворенно отозвались на том конце провода, за щелчком посылая короткие гудки.

Я осторожно положил трубку, памятуя, что «родина слышит, родина знает…»

— Куда тебя опять, Дюш? — выглянула мама из кухни. — В клуб?

— Бери выше, — ответил я с шутливой заносчивостью. — В райком!

— Растешь!

— Ага… Скоро в потолок упрусь.

Забавно… Вроде бы, милая болтовня, а весь закисший в сознании негатив отлип, потерялся в закоулках души.

Я глянул в зеркало — лицо спокойное, в глазах тает тревога — и, неожиданно для самого себя, залихватски подмигнул отражению.

Тот же день, позже

Ленинград, проспект Огородникова

Ровно в четыре пополудни я постучался в тесный кабинет Чернобурки, и вошел.

— Здрасьте!

Светлана Витальевна была на месте — сидела за большим, фундаментальным письменным столом и масляно улыбалась. Рядом, как паяц у трона королевы, примостился Минцев.

Волна робости и тоскливых предчувствий снова окатила мое нутро, но Георгий Викторович энергично заскреб ногами, выбираясь из кресла для посетителей, встал и пожал мне руку.

— Садись, Андрей! — сказал он, распуская обаяние, а сам устроился на уголке стола, и шлепнул себя по колену: — Ну, что? Мы тут с товарищами посовещались, и кое-какой планчик выработали…

Чернобурка неодобрительно покачала головой.

— Андрей, не слушай его! Жора скор в решениях и малость легкомыслен. «Планчик!» — передразнила она. — Утвержден план оперативной работы, но тут всё зависит от тебя, Андрей, согласишься ли ты участвовать в том, что Жора зовет «игрой»…

— Как в кино про шпионов? — натужно улыбнулся я. — Буду гнать «дезу» вероятному противнику?

— Ну, где-то так, — покрутил пальцами Минцев. — Для начала надо понять, чего они хотят от тебя, после чего и будем решать. Кстати… А Вудрофф упоминал о том, где и как вам встречаться?

— Что?.. А, ну да! — я непритворно смутился. — Вот ведь… Забыл совсем! Он назвал три места — Гостиный двор, Летний сад и Московский вокзал — по номерам. Сказал, позвоним если, то просто назовем номер и скажем, когда встретимся. Только время надо будет сдвигать вперед — на день и на час.

— Умно, — оценила Чернобурка, и придвинула к себе тонкую картонную папку. — Так ты согласен, Андрей? — знакомая тягучая настойчивость щекотнула ухо.

— Согласен! — мой голос не подвел меня, прозвучав ясно и твердо.

— Ну, тогда… — Светлана раскрыла папку, и легонько шлепнула ладонью по пустым белым листам бумаги, загодя проштемпелеванным фиолетовыми печатями. — Андрей, в тебе никто не сомневается, но, хоть ты и наш, мы должны оформить на тебя ДОУ — дело оперативного учета. Сюда будут подшиваться все рапорты, материалы… Кстати, твой псевдоним — «Волхв». А Жору, — она переложила руку на крепкую пятерню Минцева, упершуюся в столешницу, — назначили твоим куратором.

Чувствуя, как накатывает странный релакс, я слабо улыбнулся: