— Там не только хлам, — живо возразил Уразов, — надо заглянуть в одну из сумок. Не помню точно, кажется, в самую здоровую. Ну, такая, типа спортивной… Там, раньше по крайней мере, она хранила всякие старые бумаги: письма ее родителей, когда они еще вместе были, газеты старые. Мои письма старые она вроде тоже там хранила.

Последнюю фразу он произнес, отделив ее зыбкой паузой. Корней спохватился.

— Ладно, идем, что мы тут застряли?

Когда они спустились по улице Заморенова к скверу перед станцией метро «Краснопресненская», Велес, покосившись, резюмировал:

— Посмотреть я, конечно, могу, почему нет… Найду, так отдам. А нет, так нет.

Он уже быстро шагал по направлению к зданию станции. Грузный Уразов поспевал, но дышал тяжко.

— Если откопаешь, — сказал он отрывисто, — то… это… поймешь. Там родители мои… Пять лет назад… У меня таких и не осталось… Ну, считай, я — сентиментальный.

— Да понял я.

Они миновали небольшой застекленный павильон — простецкую забегаловку с бегущим по краю крыши оранжево-огненным пунктиром. Уразов неожиданно придержал Корнея за рукав.

— Слышь, Велес, — проговорил он, все так же громко дыша, — давай, что ли, на минуту заглянем. По стопарику. За знакомство.

Это было определенно лишним — Корней чуть не выругался.

— Я спешу, — сказал он сухо. — Все. Счастливо.

Уразов отпустил его рукав, промолвил негромко:

— Ну, знакомство — хрен с ним, давай хоть за Майю, за здоровье ее.

Корней сжал губы, потом, нахмурившись и не говоря ни слова, с щелчком сложил зонт, вошел в павильончик, прошествовал к стойке.

— Что будешь? — спросил через плечо. — Водку, коньяк?

— Коньячок лучше, — проговорил Уразов, подходя.

— Три по пятьдесят, — заказал Корней. — «Метакса» есть? Ну, давайте.

Он бросил скользящий взгляд, потом еще один и, в общем, понял, почему сентиментальный первый муж Инги не пожелал вести беседу в более или менее приличном заведении на Большом Предтеченском. Его крупное тело было упаковано в очень старую черную кожаную куртку, уместную разве что в сумерки и в дождь. «Молния» была затянута до упора, под горло, в просвет выглядывало вялое кашне. При этом Уразов, безусловно, был мужчиной видным: крупные черты отечного лица все еще оставались выразительными, в спутанных черных волосах было не так уж много седины. Что-то все же стряслось, размышлял Корней, поглядывая в сторону предшественника и пытаясь вызвать в себе некую степень сочувствия.

— Майя сейчас, кстати, как? — подал голос предшественник. — Ничем не болеет? Нет? Ну, тьфу-ть фу-тьфу. Давай за то, чтоб росла здоровой… давай.

По тому, как он тяпнул первую рюмку, а потом почти сразу же — вторую, Корней кое-что опять же понял. Он понял, что пора домой. Арсен Уразов, однако, легко захмелел и стал вспоминать их последнюю поездку в Турцию. Это было невыносимо. Корней хмуро смотрел в пол либо собеседнику в грудь, но уже знал, как поступить. Уразов сделал внезапную паузу.

— Слышь, Велес, — сказал он уже другим тоном, — вот ты крутой. Скажи, а ты чего-нибудь боишься… в этой жизни?

— Болезней, — ответил Корней безразлично и поманил бармена: — Еще сто граммов… Вот ему. Ладно, пошел я.

— Спасибо… Сочтемся. Не, правда… О чем это я? А… Болезни — это понятно. А вот чего-то такого… Слушай, если ты крутой, почему на метро ездишь?

— Бывай, — сказал Корней, — выпей еще… за здоровье, за общее.

— Подожди. Я все как-то не спрашивал. Как там Инга-то?

— Нормально.

Уразов тяжело покивал, поворачивая в пальцах пустой стаканчик и будто не замечая, что бармен держит наготове бутыль «Метаксы». Потом поднял голову.

— Такая же свежая? Ну-ну… Все так же луне молится? И голой по дому ходит?

— Бывай, — повторил Корней и, резко повернувшись, вышел.

Встреча, особенно последние пятнадцать минут, оставила странный и скорее неприятный осадок. Вспоминая в вагоне отдельные мелочи, Корней морщился. Когда они шли к метро, его еще занимал едкий вопрос, а не нужно ли считать странноватую просьбу первого мужа замысловатым отвлекающим маневром?

Теперь этот вопрос почему-то уже не вызывал интереса.

Дома он был в начале двенадцатого. Заварил чай, включил телеящик и некоторое время слонялся по пустой квартире, раздумывая, не позвонить ли детективу — с учетом насыщенности дня событиями. Но отложил. Инге на мобильный он звонить тоже не решился. Она пришла около полуночи — бледная и усталая, но ласковая. Поцеловав его сзади в шею, сообщила:

— Когда уезжала, вроде жива была. И давление стабильное.

Имелась в виду больная из реанимации, ставшая причиной вечерних забот.