Торопливо отписываюсь, что все хорошо.

Чат тут же взрывается СМС с вопросами. Но я пишу, что потом на все отвечу, и выхожу.

Звонков мамы и папы нет.

Так странно.

И страшно.

Неужели, они уже сюда летят?

Но почему не звонили?

Я старательно думаю о чем угодно, кроме произошедшего со мной и Алией этой жуткой ночью.

В памяти по-прежнему нет никаких воспоминаний о том, как я попала в дом бабушки.

И это жутко.

Страшась, проверяю себя на наличие… Следов? Хоть каких-то… На запястьях — синяки от пальцев. Это те парни хватали. Подхожу, пошатываясь к зеркалу.

На горле, груди, ничего нет. Ниже — нет. И, судя по ощущениям, ниже — тоже ничего. Губы, правда, побаливают… Потрескавшиеся от обезвоживания и красные, словно… Натертые? Как я так успела? Обо что терлась?

Обессиленно падаю на кровать.

Ох, и погуляла ты, Нэй… Вот всегда мама мне говорила, что ночные клубы — зло, а я…

Ну ничего, теперь я точно это знаю.

Но как же там Алия?

Стоит вспомнить сестру, как открывается дверь, и Алия возникает на пороге.

Видит меня, сидящую на кровати, и тут же со слезами бросается на пол передо мной, обнимает колени:

— Ох, Наира! Прости меня, прости, пожалуйста! Это все я! Я виновата! Прости!

Я машинально обнимаю ее, плачущую, за шею, затем тяну за руки с пола, чтоб посадить рядом.

Она плачет, тихо и сбивчиво продолжает просить прощения.

— Я так виновата, Наира, так виновата… Я не думала, что так будет! Не думала, что они…

— Как ты себя чувствуешь? — перебиваю я ее.

— Ох, лучше, я же только раз отпила… А ты половину коктейля… Я в себя уже в машине Рустама пришла.

Она отворачивается, машинально касается щек. И я вижу на них синие пятна.

— Что это? Алия? Что?

— Это… Это Рустам… По щекам нахлестал…

Я в ужасе смотрю на щеки сестры, а в душе назревает яростный протест. За что он ее? За то, что нас опоили? Разве мы в этом виноваты? И вообще, какое он право имеет? И сам-то откуда там взялся?

— Ему тот мужчина позвонил, который нас спас… — поясняет сестра, — он паспорт у тебя в сумочке нашел, пробил информацию, нашел номер брата. И Рустам за нами приехал. Ты была без сознания, а я уже пришла в себя. Так испугалась, что ты умрешь! Прости меня, Наи! Прости!

— Да не за что мне тебя прощать!

Я пытаюсь ее успокоить, но она захлебывается в рыданиях:

— Есть за что! Есть! Я сказала… Рустаму и маме… Что ты предложила пойти. Спросила, что тут есть развлекательного… И там выпила спиртного. И меня угощала… Прости-и-и-и…

Я сижу, в шоке от услышанного. И смотрю на плачущую сестру, не в силах поверить в ее слова.

Она меня оболгала. Но зачем? Зачем?

— Просто… Мне скоро замуж… Понимаешь, они не должны узнать, что я по таким местам хожу… Это же позор! И я подумала, что ты… Ну, ты же в Европе живешь, там нравы другие… И гостья… Я не могла отказать гостье… Если семья Рахмета узнает… Они откажутся от меня, это такой позор! Меня никто не возьмет… Я и сама не хочу за Рахмета, он старый! Ему уже тридцать пять! Но нельзя, чтоб из-за этого отказался! Позор такой… Ославят на весь город… Шлю-у-ухой…

В голове у меня натуральная мешанина. Каша из шока, всхлипов сестры, ее признаний, синяков на ее коже… И пока я в этом не могу разобраться самостоятельно.

— Подожди… — останавливаю я ее поток признаний, — но… Если ты не хочешь за него замуж, что тебе мешает самой отказаться? Ты же его не любишь? Просто откажись, и все. И, если вообще пока замуж не хочешь, так и скажи. Рустам… Он, наверно, просто испугался за тебя… Хотя, это все равно его не оправдывает, конечно…

Алия уже перестала рыдать и смотрит на меня с нескрываемым изумлением:

— Как это — отказать? Наши семьи уже давно договорились обо всем. Подготовка идет. Я за него с получения паспорта просватана.

— Что?

Нет, я, конечно, знаю про обычаи родины, и про то, что в прежние времена и раньше девушек выдавали… Но чтоб сейчас? О чем она? Двадцать первый век, вполне европейская страна… Как возможна такая дикость?

— Ну а ты как думала? Родители выбирают жениха заранее. Чтоб из хорошей семьи, чтоб калым большой заплатил…

— А как же… Твое желание?

— А что — мое желание? — Алия грустно улыбнулась, — я ничего не могу. Если не соглашусь, все отвернутся. Да я и не могу не согласится. Не могу семью позорить.

— Да при чем здесь семья? — завожусь я, — не семья будет с ним жить, а ты! Ты будешь жить и детей рожать!

Алия пожимает плечами, а в глазах высыхают невыплаканные слезы.

— Алия! — я твердо беру ее за плечи, — надо думать о себе. Понимаешь?

— А ты много о себе думала, когда ехала? — неожиданно зло говорит она.