Джо поёжилась, увидев глубину укуса и количество других шрамов на предплечье. Следы когтей, укусов и того, чему она даже не могла найти объяснение. Его плоть была усыпана ими. Однако самыми странными выглядели рубцы вокруг правого предплечья и пальцев — ряды ромбовидных шрамов. Казалось, его рука попала под какой-то пресс.

«Он что, угодил в мясорубку?»

Она провела пальцем по странным узорчатым шрамам.

— Откуда они у тебя?

На его щеках вспыхнул румянец, прежде чем Кэйд потупил взор.

— Это ерунда.

— Неправда. Отчего они тебя смущают?

На его челюсти выступил желвак.

— Они не в счёт.

Он попытался отстраниться.

Джо не пустила его.

— Отчего тогда ты молчишь?

— Когда я был отроком, брат Оуайн играл в азартные игры, а деньги понемногу таскал из казны. Когда отец Брайс заметил пропажу монет, то обвинил в краже меня, поскольку брат Оуайн сказал, будто я последний был в комнате с сундуком. Эти шрамы остались у меня как предостережение.

Джо изо всех сил пыталась разобрать его слова и понять историю.

— Это с тобой сделал брат?

— Нет, я облат.

Она держала его за руку, смывая запёкшуюся кровь.

— Мне не знакомо это слово.

— Произведя на свет, мать тут же подбросила меня монахам. Я воспитывался при монастыре, где мне было суждено стать послушником.

«Это объясняет его аббатские одеяния».

— Ты стал монахом?

Он покачал головой.

— Прежде чем меня возвели в сан, пришёл король и забрал на войну.

«Странная формулировка. Правильно ли я поняла сказанное?»

— Тебя как бы похитили?

Кэдиган фыркнул с горечью.

— Госпожа, это был король. Ты либо идёшь добровольно, либо тебя казнят.

Джо вздрогнула от предоставленного ему ужасного выбора. Без подготовки трудно перейти от монашеской жизни к военной. Отсюда напрашивался другой вопрос, учитывая, что его отдали в монастырь в младенчестве...

— Ты хоть знал, как сражаться?

— Нет, но поле брани обучило быстро.

Ей даже представить такое было сложно. Удивительно, что его не убили в первый же день, но это объясняло удивительные навыки владения мечом, которые ей довелось увидеть воочию.

— А сколько тебе было лет?

— Десять и четыре.

У неё приоткрылся рот от потрясения, когда Джо представила худенького мальчика, украденного из дома и брошенного в пучину средневековой битвы. Он наверняка был в ужасе.

— Тебя отправили воевать в четырнадцать лет? — недоверчиво переспросила она.

— Да, — последовал простой, бесстрастный ответ.

Однако Джо знала истину. Невозможно, чтобы дитя прошло через эти ужасы без шрамов, исполосовавших душу.

И то, что с ним сотворили, было бесчеловечно.

Когда Джо очистила рану и увидела глубокие шрамы прошедших битв, у неё сердце облилось кровью.

Она погладила ромбовидные рубцы, начавшие эту жестокую тропу.

— Выходит, над тобой измывались, потому что какой-то гад воровал деньги для азартных игр, а обвинил в краже тебя?

Он устало вздохнул.

— Все мы время от времени окунаемся в чужую лохань.

— Ты о чём?

— Рано или поздно мы все берём на себя вину за чужие проступки.

«Святая истина...»

Тем не менее, от этого не легче. А жестокое предательство ещё сильней терзает душу. Никому не нравятся обвинения, даже заслуженные, но ещё тяжелее взять на себя чужую вину. Не говоря уже о том, что это произошло задолго до четырнадцатилетия Кэдигана. Как взрослый мужчина мог позволить ребёнку пострадать за его преступление? Ей никогда не понять такой жестокости.

— Мне жаль, Кэдиган.

Он пожал плечами.

— Не стоит беспокойств Всё могло обернуться хуже. Я мог и вовсе потерять руку. Всё шло к этому. К счастью, я просто остался когги.

Джо нахмурилась, услышав незнакомое слово.

— Когги?

— Изначально моей рабочей рукой была правая.

Кэдиган глянул поверх её плеча и заметил чётки на кровати, где она их бросила. Молча, он подошёл и повесил их над изголовьем.

— Они с тобой с монастыря?