— Не получилось у меня ничего. А ну как Менелай назад явится и законную жену привезет. Вот тогда я горькими слезами умоюсь.

Мегапенф лежал рядом и лениво теребил ее грудь. Мальчишке уже больше года, он бегает так, что не догонишь, и особенных хлопот ей не доставляет. Феано жертвы принесла Великой Матери за свое счастье. Уж очень она хорошо помнит крикливых выродков мачехи своей, которые отравили все ее детство.

— Ма! — сказал сын, который проснулся и смотрел на нее ясным чистым взглядом. — Ма! Ма!

Он бросил грудь и слез с кровати. Ему надоело лежать, а неуемная энергия требовала выхода. Феано знала, что сейчас будет. Либо мальчишка набегается, поест и ляжет спать, либо будет мучить ее всю ночь, не дав сомкнуть глаз. Она встала и притянула его к себе.

— Подожди, мой царевич, — сказала она. — Мама оденет тебя как подобает.

Она никогда не позволяла себе вольностей. Тут, где дети бегали голышом, пока на причинном месте не начнут волосы расти, ее сын ходил в крошечном хитоне, перевязанном пурпурным пояском. Ни у кого не должно возникнуть ни малейших сомнений, кто это такой. И кто такая она сама, мать будущего царя. Она призадумалась на мгновение и тут же была наказана за это. Мегапенф, тут же почуяв, что хватка матери ослабла, вывернулся подобно умелому борцу и бросился прочь, оглашая коридоры дворца радостными воплями.

— Да как же! — расстроилась Феано, в руке которой остался поясок. — Сыночек! Вернись! Мама оденет тебя.

Последние слова она говорила уже в пустоту, потому что малыш скрылся в переходах, убежав куда-то на царскую половину. Феано повернулась к рабыне, которая стояла рядом с видом полнейшего равнодушия, и сказала:

— Пиерис, пойдем искать маленького царевича. Если найдешь его первая, приведи назад. Я должна его одеть.

Феано торопливо пошла по коридорам, выложенным из серого шершавого камня. Здесь было не так нарядно, как в мегароне. Не было ни фресок, ни инкрустаций цветными вставками, ни резных колонн. Тесаный известняк и ткани, которыми затягивали стены в покоях царицы и ее детей. Она остановилась, чтобы пропустить делегацию каких-то мужей, на шеях и запястьях которых тускло блестело золото. Те вошли в покои царицы, а Феано так и застыла у двери, делая вид, что у нее развязалась сандалия. Она, проходившая босой всю жизнь, теперь никогда не выходила без этой обуви, сплетенной из синих и красных полосок кожи.

— Госпожа! — услышала она разговор за дверью. — Царь Эгисф шлет вам свой привет. Мы присланы им для встречи с тобой.

— С каких это пор бродяга стал царем? — послушался презрительный голос Клитемнестры.

— С тех самых пор, как Ахайю стало некому защитить, — спокойно ответили ей. — Дорийцы царя Клеодая громят север и уже подошли к городам Аркадии. Мы слышали, они уже до самых Микен доходили. Он пришел сюда с несколькими сотнями, но теперь с той стороны коринфского залива к нему плывут все новые и новые воины. Потому что он побеждает.

— Микен им не взять! — резко сказала Клитемнестра.

— Может, и не взять, — рассудительно ответил тот же мужской голос. — Да только всю округу они уж точно разорят вчистую. Ни поля несжатого не оставят, ни овцы, ни козы, ни осла. Голод непременно наступит в следующем году. Сильного войска в Арголиде нет. И четвертой части от прежнего не выставите.

— А у твоего царька войско есть? — в голосе Клитемнестры слышалось все то же ледяное презрение.

— Царь Эгисф привел пять сотен воинов из Додонии, — ответили ей. — И по пути к нему присоединились многие. Фивы и Коринф уже вступили в союз с ним. Они хотят унять разбушевавшегося Клеодая. У того откуда-то появилось много хорошего оружия, госпожа. И это оружие из железа.

— На Сифносе делают такое, как я слышала, — раздался задумчивый голос царицы, — у хеттов и у иллирийцев севера(1). Странно, откуда у Клеодая появилось столько серебра и скота, чтобы купить его.

— Мы этого не знаем, госпожа, — ответили ей. — Но царь Эгисф уже вступил в борьбу с дорийцами, и знать народа ахаёй склонна поддержать его. Иначе нашу землю разорят дотла. Мы считаем, что поход за море был неразумной идеей, но теперь что сделано, то сделано. Нам надо спасать свои поля и свой скот. Там, где проходит войско Клеодая, не остается вообще ничего. Они жгут все на своем пути. Им не нужны тонкие ткани и расписная посуда. Им не нужны резчики и ювелиры. Они с удовольствием забирают красивые вещи, но тут же режут тех, кто их сделал. Они пришли не для того, чтобы забрать эту землю себе. Для этого у них слишком мало сил(2). Они пришли, чтобы разорить нас. И я вас уверяю, госпожа, у них это отлично получается.

— Знать Ахайи поддержит царя Эгисфа? — голос царицы едва заметно дрогнул.

— Знать поддержит даже владыку Тартара, если он выбросит дорийцев с наших земель! — раздался густой бас, который до этого Феано не слышала. — У нас нет ванакса! Того, кто клялся нас защищать. Он бросил свою землю и поплыл за море, чтобы вернуть блудную жену брата. Он соблазнил воинов богатой добычей и увел почти всех, кто мог держать оружие. А нам плевать на жену Менелая! Пусть живет с кем хочет, раз муж ей немил. Почему наши земли должны терпеть разорение?

— Передайте царю Эгисфу, — сказала после раздумья Клитемнестра, — что отряд микенцев присоединится к его войску. А если он выбросит дорийцев из наших земель, Микены откроют ему ворота без боя.

— Царь Эгисф требует твоей руки, царица, — послышался все тот же густой бас.

— Если он победит, — спокойно ответила Клитемнестра, — то он ее получит. И мою руку, и трон в Микенах. Так и передай своему царю, Левкаст.

Феано, которая позабыла уже про маленького сына, стремглав помчалась по коридору, пока ее не заметили. В ее хорошенькой головке мысли выстраивались в четкую цепочку, как и всегда, когда ей что-то грозило.