— Что с тобой? — удивился я. Разбоя у нас нет, взяточничества тоже. Я же лично суд раз в месяц провожу.

— Мой сын! — женщина уставилась на меня налитыми слезами глазами. — Мой единственный сын! Он умирает! Помогите, господин! Мне не к кому больше обратиться. Я молилась Великой Матери, но она не слышит меня.

— А от меня ты что хочешь? — я совсем растерялся.

— Помогите!

Это все, что она сказала, намертво вцепившись в мои колени. Воины бросились было, чтобы оторвать ее от меня, но я взмахом руки остановил их. Ни к чему такое, да еще и люди обступили меня кольцом, живо обсуждая происходящее. Островитяне в этом похожи на обезьян в зоопарке. Они, не стесняясь, орут, машут руками и громогласно высказывают свое мнение, не особенно вникая, интересно ли оно кому-нибудь вообще. Южный народ, темпераментный, непоседливый и шумный до ужаса.

— Пройдем, женщина! — поднял я ее. — Если я смогу тебе чем-то помочь, я помогу.

— Спасибо, спасибо, господин! — она шептала эти слова как заведенная. Ее глаза были залиты такой мукой, что меня до самого сердца проняло. А ведь я видел смерть множество раз и уже успел привыкнуть к ней.

— У меня никого больше нет! — сбивчиво говорила она, шагая в сторону рыбацкой хижины, стоявшей на отшибе. — Муж утонул, а остальные дети умерли в младенчестве. Не дайте пропасть бедной вдове, господин. Помогите!

Крошечный домишко, в каких обыкновенно живет беднота. Пять на пять шагов размером, с очагом в углу, сложенным из камней. Закопченные балки, на которых лежит кровля из каменных пластин. Небольшой столик, глиняная сковорода, пара горшков и сеть, что сушится на улице. Вот, собственно, и все ее достояние.

— Ну и чего ты хочешь от меня? — озадаченно спросил я ее, когда увидел паренька лет шестнадцати, который лежал на охапке соломы и бредил.

— Помогите, господин! — с неистовой верой в глазах просила она. — Морской бог слышит вас! Если не вы, то кто?

Вот зараза! — расстроился я. — А ведь это обратная сторона медали. Меня считают кем-то вроде высшего существа, а значит, ждут от меня помощи. Врачей тут нет, и медицины как таковой нет. Люди или очень здоровые, или мертвые, почти без промежутков. Тут не очень получается выживать, если ты болен. А у безродной бедноты не получается вовсе. Никто не повесит себе на шею такую обузу, когда свои дети голодны. М-да! Ситуация!

— Несите его к храму! — приказал я охране, выйдя из хижины. Я повернулся к вдове, с неудовольствием отмечая, что за нами увязалась приличная толпа зевак. — Я помолюсь за твоего сына, женщина. И если он угоден богу Поседао, то будет жить. Если нет, то умрет.

— Спасибо! Спасибо, господин! — она вновь упала мне в ноги.

— Чистые тряпки, вода и соль, — скомандовал я, и один из воинов побежал в сторону акрополя, сверкая пятками. — Поднимайте его!

Минут через двадцать я любовался худосочным телом паренька, который умудрился пережить зиму, но оказался не в силах пережить одну из опасностей своего ремесла. Он поранил руку об острый плавник, когда вынимал рыбу из сети, и теперь его левое предплечье и кисть представляют собой багровую до синевы опухоль, которая была ничем иным, как самой обычной флегмоной, гнойным воспалением подкожной клетчатки. Я не раз видел такое в прошлой жизни, когда подрабатывал санитаром в студенчестве. Гадкая штука, и скверно лечится без антибиотиков. Но деваться некуда.

— Бог Поседао! — нараспев произнес я и поднял к небу кинжал. — Молю тебя, позволь этому пареньку жить!

Сказав это, я одним взмахом рассек опухоль посередине, едва увернувшись от потока гноя, что брызнул на фундамент будущего храма. Паренек замычал от боли, но его крепко прижали к камням. Я пощупал кисть, поморщился и рассек кожу и там тоже.

— Да чтоб тебя! — выругался я, расстроенно глядя на испачканный гноем пурпурный хитон. Надо было переодеться, да я что-то не додумался.

— Зачем вы режете моего сына ножом? — забилась в истерике несчастная мать. — Люди! Он убил его! Моего единственного сына убил!

— Мама! — прошептал паренек, который пришел в себя через пару минут. — Пить! Дай пи-и-ть!

— Чудо! — заорал воин, стоявший рядом. — Господин совершил чудо! Этот парень жив! Бог Поседао услышал молитву!

— А-а-а! О-о-о! — заволновалась толпа, потянув ко мне жадные руки.

Я ведь и не заметил, что сюда сбежались все, кто был в порту. На меня жадно смотрела не одна сотня глаз, а я матерился про себя, проклиная этот момент. Они уверовали в силу Морского Бога и в меня, как его посланника, а ведь я не смогу помочь им всем. Я же не врач!

Я неумело размешал соль в воде, смочил тряпки и затолкал их в рану, не обращая внимания на вопли парнишки. Я замотал руку куском полотна, каким зимой обматывают ноги вместо штанов, и облегченно выдохнул. Получилось вроде.

— Лекарь! Мне срочно нужен лекарь! — бормотал я, поднимаясь на гору в сопровождении гомонящей толпы. — Египет или Вавилон? Пожалуй, сначала стоит начать с Египта. Как жаль, что Кулли уже ушел с товаром. Пусть только попробует не привезти мне толкового строителя. Отправлю его в Сиппар к жене и к жрецам, которым он задолжал. Они его до мослов объедят.