Шрифт:
И столпились они у кроватки,
Свои темные сняв колпачки,
И в лучах темно-красной лампадки
Были лица их полны тоски.
Но тебя, их живую подругу,
Было трудно в умершей узнать,
И они говорили друг другу:
«Вероника вернется опять».
3. «Умерла вчера инфанта…»
Умерла вчера инфанта
На моих руках.
Распустились крылья банта
В пепельных кудрях.
И в глазах бледно-зеленых
Смеха больше нет.
Много гномов есть влюбленных
В их неверный свет.
Рот увял в последнем стоне,
Словно алый мак,
И на маленькой ладони —
Ранней смерти знак.
Смерть, как призрак белой дамы.
Встретилась с тобой,
И, отняв тебя у мамы,
Увела с собой.
«Серый сумрак бесприютней…»
Серый сумрак бесприютней,
Сердце — горче. Я одна,
Я одна с испанской лютней
у окна.
Каплют капли, бьют куранты,
Вянут розы на столах.
Бледный лик больной инфанты
в зеркалах.
Отзвук песенки толедской
Мне поет из темноты.
Голос нежный, голос детский…
где же ты.
Книг ненужных фолианты,
Ветви парка на стекле…
Бледный лик больной инфанты
в серой мгле.
«Лишь раз один, как папоротник, я…»
Лишь раз один, как папоротник, я
Цвету огнем весенней, пьяной ночью…
Приди за мной к лесному средоточью,
В заклятый круг, приди, сорви меня!
Люби меня! Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче,
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.
«В слепые ночи новолунья…»
Ego vox ejus!
В слепые ночи новолунья
Глухой тревогою полна,
Завороженная колдунья,
Стою у темного окна.
Стеклом удвоенные свечи
И предо мною и за мной,
И облик комнаты иной
Грозит возможностями встречи.
В темно-зеленых зеркалах
Обледенелых ветхих окон
Не мой, а чей-то бледный локон
Чуть отражен, и смутный страх
Мне сердце алой нитью вяжет.
Что, если дальняя гроза
В стекле мне близкий лик покажет
И отразит ее глаза?
Что, если я сейчас увижу
Углы опущенные рта,
И предо мною встанет та,
Кого так сладко ненавижу?
Но окон темная вода
В своей безгласности застыла,
И с той, что душу истомила,
Не повстречаюсь никогда.
«Горький и дикий запах земли…»
Горький и дикий запах земли:
Темной гвоздикой поля проросли!