— Но как ты вообще до такого додумался? Чтобы шашкой прикрыться? — не унимался дядя.

— Ни до чего я не додумался, — проворчал я. — просто выставил шашку и все.

— А как она при тебе оказалась? — кажется, дядя решил прояснить вопрос до конца.

— Я в гимнастическую залу шел с шашкой упражняться. Ну вот на лестнице между вторым и первым этажами и попался… Что Волковы-то говорят?

— Ксения говорит, что после завтрака задержалась в уборной рядом со столовой. Припудриться там, прическу поправить, в общем, в порядок себя привести. Петр ее ждал-ждал, да и посетовал, что супруга долго копается, вот Ирина и пошла мать поторопить. Зашла к ней, а тут на лестнице грохот. Выбежали — а там ты лежишь без чувств. Они шум и подняли, слуги прибежали да доктор, унесли тебя…

— А слуги что?

— Подтверждают, — сообщил дядя.

— А монахи?

— А они пока что молчат.

— Это хорошо, — удовлетворенно сказал я. Монахи пока и должны молчать, их слово еще будет. Сейчас их задача — блокировать магию. А пока что…

— Дядя Андрей, — ну вот, дожил, сейчас поручения аж самому главе рода давать буду, — ты тогда иди к ним. Скажи, я так и лежу, в себя не прихожу, ты, дескать, с Рудольфом Карловичем поговорил, он сказал, прогноз неутешительный. А я, как доктор встать дозволит, сам к вам спущусь, порадую своим чудесным выздоровлением.

Дядя понимающе хмыкнул и пошел на выход.

— Вы, Рудольф Карлович, если желаете отдохнуть, тоже можете пойти. Только с этажа не спускайтесь, — теперь еще и доктором покомандую. А что, пусть и отдохнет. Комнату ему выделили на сегодня Васькину, чужих никого к нам третий этаж губные не пустят, пусть все думают, что он так и сидит у постели умирающего…

Немножко поколебавшись, доктор мое предложение принял, наказав Лидии звать его, если что. Лидия снова вернулась на стул рядом с кроватью.

— Как там Иван? — спросил я.

— Хорошо, — Лидия порадовала лучезарной улыбкой, — пока лето, устроился в цветочную лавку заказы разносить. Хозяин хвалит, говорит, правильное обхождение знает и речь чистая.

Ну да, в гимназии пообтерся, да и с головой дружит… Кстати, надо будет у Шаболдина пробить для Ваньки и его мальчишек рубля три премии за помощь в поимке убийц. Сделав в памяти зарубку, я подумал и решил Лидии не говорить. Пробью премию — и так узнает, не пробью — хоть балаболом в ее глазах не стану.

— Сама-то как? — поинтересовался я. — Замуж еще не собираешься?

— Ой, да что вы, — засмущалась девушка, — хоть годик еще поработаю, там и приданое приличное будет.

Ох, вот же кому-то повезет… А я вот, похоже, эту девочку так и упустил. Да и ладно. Мне сейчас важнее за Аглаю кое-кому должок вернуть. Хороший такой должок, да еще и с процентами, большими и толстыми…

— Ваня говорил, у вас в доме убили кого-то? — ни сословные границы, ни монастырское воспитание не помогли Лидии сдержать врожденное женское любопытство.

— Да. Первачку мою. Ее Аглаей звали, — ответил я.

— Перва-а-ачку… — разочарованно протянула Лидия.

— Да, первачку! — вот еще, будет она тут нос воротить! — Молодую женщину, всего на пять лет старше нас с тобой! Дочка у нее осталась, четыре года малышке! И стреляли в меня, не в нее! А она меня собой закрыла!

— Я не знала… — Лидия смутилась. — Нас учили, что бляди и первачки падшие…

— А тому, что «не судите, да не судимы будете», [20] вас учили? Вот что далеко ходить, ты сама много среди соседей своей семьи знаешь вдовушек, которые после мужа ни-ни, никому и никогда?

— Ну-у-у… — девушка призадумалась, — которые не старые еще, так и ни одной, почитай. Но это тут при чем?

— А при том, Лида, что ты как первые полгодика замужем побудешь, вспомни мои слова, да и подумай, сможешь дальше без заветных утех жить, или как. Аглая замужем была, а как муж погиб, так и не смогла.

— Ну кому что, — густо покраснев, проговорила Лида. — Меня вот учили руками зарабатывать, а не передком. Для спасения души оно так полезнее.

— Спасение души, это да, — согласился я и тут же зашел с другой стороны. — А помнишь, что Сам Христос сказал: «Больше же сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя»? [21] То есть ради любви к ближнему и душой своей пожертвовать не грех.

Лида притихла, опустила глазки и ушла в себя. Ну вот, загрузил девочку… Ну и ладно. Думать полезно, вот пусть сидит и думает. А то, понимаешь, то ей не так, это не этак… Жизнь все-таки не настолько проста, как тому учат в монастырях, так что пускай привыкает. Нет, я понимаю, монастырское воспитание как раз и рассчитано на подготовку правильных девушек, которые потом становятся правильными женами, но что-то кажется мне, что вот у этой синеглазки все сложится не настолько прямолинейно, хоть другого пути для себя она и не видит. Ну это пока не видит… Я вот тоже ее пути не вижу, предвидения моего только и хватает, чтобы понимать: жизнь у Лиды сложится совсем иначе, чем она сама сейчас о том думает.