Эти слова и решили вопрос окончательно – отступать не имело смысла, да и некуда было, если с толком пораскинуть. В общем, принял Стефан кунцевских, а, приняв, не пожалел. Первым делом стало найти и разобраться с теми, кто предшественника его завалил. Не потому, что за Клинта обиделся, а исходя из прямого соображения – следующим станет сам. Выяснил быстро – киллера заслали соседи, можайские, конкуренты по смежной земле.

Войну Стефан затевать и не подумал, проще поступил. Нащупал у можайских слабое звено, там Кот был бригадиром, устроил тихую стрелку, потолковал уважительно и негромко, разложив перспективку, в которой предложил сладкий кусок и от себя самого, и от всего, что останется после тех можайских, других, лютых, несогласных жить по правилам и по уму. Убедил, другими словами, понятливого Кота. Сговорились. Кот с самыми верными людьми своих же пятком калашей в винегрет порубал, всю верхушку, а заодно и среднее звено для надежности, землю для Стефана расчистив. И щедрой благодарности стал ждать. А вместо благодарности получил тихую пулю: без стрелки, без базаров – в постели. А следом пятеро непродажных рядом легли, что пошли с Котом против своих, а дивиденд от чужого приняли.

На этом деле Стефан крепко поднялся и неплохо укрепил тыл. Джокер остался доволен чрезвычайно, не ошибся в крестнике. Вот тогда, сбросив самое неотменное, и вернулся Стефан мыслью обратно к прошедшим временам, разложив для себя важное и принципиальное, оделив, однако, одно от другого.

Первым в списке значилась месть. Но тут имелись сильные сомнения – старый хер, скорей всего, сдох давно и гнил где-нибудь на Новодевичьем или типа того. Было б обидно, если так, но на всякий случай поручил проверить такое дело. Второе из задуманного – достойное для жизни место, подходящее статусу жилье, респектабельная квартира в центре, так чтоб не чувствовать себя обделенным жизнью лишенцем. Ну и третье – Мирские: какая у редчайшей коллекции судьба и, вообще, что происходит в этом смысле в Алевтинином доме, у соседей ее снизу.

Подумал и тут же вздрогнул – вот оно! Сошлось! Алевтина ж Чапайкина и Мирские эти в одном и том же доме жили, в том самом, в Трехпрудном, в шикарном, старой постройки, с двухэтажными квартирами, где самые сливки обустроились. Сливки – но не он, Стефан Томский. А тут как раз посыльный с задания вернулся, кунцевский пацан, список жэковский расстелил – вот они все, как на ладони, с именами, отчествами, местами трудовой деятельности, телефонами и детьми. А в самом конце, на букву «Ч» – кто бы вы думали, граждане? Сам Глеб Иванович Чапайкин, 1903 года рождения, пенсионер, живой и здравствующий. И в квартире с ним некая Бероева прописана, Варвара Владимировна, 1971 года рождения, незамужняя.

Это была новость сколь неожиданная, столь и приятная. Стефан даже засмеялся от такой удачи, но отложил покамест в сторонку. Далее тоже получалось довольно интересно. Мирская Роза Марковна, та самая, соседка покойной Алевтины-искусствоведши, тоже вчистую на бумаге значилась, как самая что ни на есть живая и прописанная по тому же адресу. Глянул дальше – ух ты! Тоже с 1903-го, как и сам чекист! Ну, живучая гвардия! Снова улыбнулся – сдержанней уже на этот раз. Отложил и это. А затем…

А затем перешел к самому тщательному анализу будущих действий. Точно знал уже – поселится в этот дом, чего бы ни стоило. Это дело принципа, слишком много дел надо было закрывать в Трехпрудном, если подумать не спеша.

Если бы Глеб Иваныч Чапайкин мог в тот момент знать, каким скрупулезным манером недавно освободившийся зэк Томский исследует личную жизнь каждого ответственного квартиросъемщика в доме № 22 по Трехпрудному переулку, он изрядно бы удивился. В тот момент это напомнило бы ему самого себя, в далеком тридцать пятом, когда он, тщательно перебирая одного за другим жильцов того же дома, пытался выискать врага, с тем чтобы незамедлительно изолировать его от прочих обитателей дома, от всех честных советских людей.

То, как внимательно изучал жильцов Стефан, обращая внимание на детали и детальки личной и трудовой биографии кандидатов, сличая и выясняя особые факты и источники существования, добавило б к изрядному удивлению генерала еще и нехорошую зависть. А все из-за того, что то, чему учили его в чекистской академии и не один год закрепляли многотрудной практикой, Стефан Томский от самого рождения чуял тонкой кожей и острыми от природы мозгами.

В результате системно проведенной работы клиента ему отобрать-таки удалось, вытянуть его на сухое место, отряхнуть, повертеть так и сяк и рассмотреть со всех сторон. Претендентом на отселение оказался Алексей Кириллович Затевахин, кандидат исторических наук, внук легендарного командарма Красной Армии Василия Затевахина, зав. отделом Института США и Канады, проживающий по адресу Трехпрудный пер., 22, кв. 16, с семьей в составе жены, дочери и сына, оба школьники. Жена, Затевахина (Блюменталь) Ася Ефимовна, старший научный сотрудник Института молекулярной биологии Академии наук СССР, доктор биологических наук, зав. лабораторией экспериментального мутагенеза.

Сам Алексей Кириллович, как и репрессированный, но после XX партсъезда реабилитированный дедушка, оказался кристально чист, как ни взгляни, и поначалу Стефану уцепиться было абсолютно не за что: наследственный дипломат, член КПСС, тут же послушно покинувший ее ряды, как только началось нужное поветрие, отличный семьянин, и это соответствовало тому, что ни одной бабы, ни около, ни рядом, кунцевским пацанам подметить не удалось. Ну и твердая зарплата, как и у всех зависимых от власти бюджетников.

Однако с супругой Затевахина, Асей Ефимовной, тоже, кстати говоря, бюджетницей, все было иначе, но именно ее роль в семье наследника командарма являлась в поддержании финансового статуса определяющей. А полюбоваться было на что: автомобиль «Мерседес» у мужа, шуба из спин песца и автомобиль «Вольво» – у самой завлабши. Это если снаружи. О том, что имелось внутри квартиры № 16, хватило и собственных впечатлений. Нашли предлог, заглянули внутрь, после этого разом все разлеглось по местам, потому что впечатление оказалось сильным. Тут же и взяли в разработку.