Шрифт:
– Конечно! – радостно согласилась Ева, и мы, снова взявшись за руки, пошагали вперед.
Вернулись мы уже по темноте, разумеется. Продрогшие на местном промозглом ветру, вымокшие под дождем, который начался как-то внезапно уже под вечер. Но бессовестно счастливые. И нагруженные пакетом со свертками той самой шавермы, киоск с которой нашелся-таки на Витебском вокзале. Как же я веселился, когда спрашивал у всех подряд встречных, где продается шаверма! Почему-то меня так радовало это недоумение в глазах коренных петербуржцев, которые впервые слышали это слово!
Оказалось, что мы вернулись лишь чуть-чуть позже, чем остальные «ангелочки». Астарот и Кристина ходили в Эрмитаж, а остальная банда – в Петропавловскую крепость.
– Ммм, как вкусно пахнет! – принюхалась Кристина. – Вова, ты же еду какую-то принес, да?
– Это, друзья мои, не просто еда! – важно подняв палец, сказал я. – Это своего рода культ!
– Я не понимаю, о чем он говорит, – засмеялась Ева. – Но это вкусно, правда-правда!
– Внемлите мне, ибо я предвижу будущее! – с пафосом произнес я, выкладывая на стол неказистые свертки. – В скором будущем из-за этого блюда развернутся настоящие сетевые баталии…
– Какие баталии? – спросил Бельфегор.
– Не бери в голову, – отмахнулся я. – Пророчества штука странная, как приходят, так и говорю. Так вот, знакомьтесь, друзья, это – шаверма! И поедая ее, мы с вами стоим у истоков… – я замолчал и почесал в затылке. – В общем, тут пророчество закончилось. Надеюсь, вы голодные, потому что еда довольно нажористая.
– Отличненько! – Бегемот немедленно нацелился на один из свертков, но Кристина тут же стукнула его по руке.
– Ты прямо руками что ли есть собрался? – строго сказала она. – Давайте будем культурными! Порежем, разложим по тарелкам…
– Так шаверму и едят руками, – попытался возразить я, но наткнулся на стальной взгляд Кристины и отстал. Культурные, так культурные. Культурная же столица, что мы, в самом деле, как дикари какие-то…
Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда мы рассаживались за столом и спорили, как правильно пользоваться салфетками – за воротник засовывать или раскладывать на коленях.
– О, а вот и Сэнсей! – обрадованно воскликнул Астарот и помчал открывать.
Глава 4
«Вот сейчас взрослый я в голове у Вовы-Велиала прямо-таки возмущен до глубины души», – со смехом подумал я, перемещаясь из гостиной с полукруглым окном в узкую кухню, похожую на коридор. Наша удивительная съемная квартира была битком набита людьми. На хвосте Сэнсэй приволок толпу разновозрастных приятелей, явно все они имели отношение к местной и не очень рок-тусовке. Причем прибывать «хвосты» продолжали и после того, как заявилась «первая волна» во главе, собственно, с самим Сэнсеем.
Чтобы успокоить взбудораженную незапланированной шумной попойкой совесть, я мысленно пообещал себе навести в квартире порядок до блеска и добавить к гонорару хозяйки еще несколько купюр.
В гостиной пели, в спальнях и на кухне – разговаривали, спорили и что-то друг другу доказывали. В каком-то смысле все происходящее напоминало тусы в коммуналке Боржича, только размах побольше. Из рук в руки переходили какие-то журналы, даже представления не имею, кто именно их принес.
«Вполне возможно, что я сейчас нахожусь на тусовке чьей-то мечты», – подумал я, заняв освободившуюся табуретку, бывший хозяин которой поднялся, чтобы пойти отлить.
На кухне разговор шел о музыке, как водится. О настоящей философии, о высокой миссии рока, о жизненных позициях. Иногда все говорили разом, иногда замолкали, и тогда голос кого-то одного начинал звучать громче и авторитетнее.
Среди других-прочих выделялся один человек. С бородой, волосами до плеч и хитрым прищуром светлых глаз. Когда он говорил, все замолкали, я бы даже сказал, заглядывали ему в рот. На этой кухне он был явно доминирующей персоной.
Я попристальнее вгляделся в его лицо. Кто же ты такой, мужик? Я не шибкий знаток персоналий русского рока, но этот перец явно ведь кто-то знаковый…
– Ах да, Сеня! – вдруг произнес этот товарищ, перебивая длинную путаную речь светловолосого субтильного парнишки в очках. Обращался он к Сэнсей. – Ты же просил, я сделал! Давай отдам, пока не забыл!
Парень… Хотя скорее мужик, конечно. По моим прикидкам лет сорока, наверное. Хотя мне все еще сложно было как-то определять на глаз возраст в девяностые. В двадцать первом веке в массе своей люди выглядели моложе, или, скажем так, ухоженнее. А здесь – все смешалось. Еще по Новокиневску заметил. Болтаешь с мужиком, думаешь, что ему уже под полтос, судя по седине и глубоким морщинам. А потом он оговаривается, в каком году закончил школу, и ты понимаешь, что ему всего-то тридцатник. Обратные ситуации случались довольно редко. Ну да, стресс слома эпох, много омерзительной выпивки, постоянный дым коромыслом… Создавалось впечатление, что рокерская и прочая неформальная тусовка делится строго на два типа – совсем молодые пацаны, которые выглядят как вчерашние школьники. И предпенсионного вида старики. Как будто первые в какой-то момент волшебным образом превращаются во вторых.