— Не надо, мне твой минер уже вправил.

— Это когда-то была моя специальность, — напомнил Леш.

Да. И над этой специальностью он как-то раз посмеялся. Некстати посмеялся.

— Ступайте переоденьтесь, — сказал Бахметьев.

Отправить Семена обратно на «Третье июля» не было никакой возможности, и всю ночь за бесконечным чаепитием они просидели в командирской каюте «Лассаля». Сперва говорили о службе.

Плетневу на «Третьем июля» приходилось туго. Командиром попался чудак какой-то: все ходил и играл спичечным коробком. Подкинет большим пальцем и поймает в воздухе. Очень ловко. А делом не интересовался и почти ни во что не вмешивался. Как же у него учиться? Бахметьев сочувственно кивнул головой. Он сам тоже побывал в таком положении.

И дисциплина на корабле была довольно странная. Если можно так выразиться «производственная». Люди отлично работали по специальности, но будто принципиально не хотели выглядеть военными. Одевались как попало и отвечали черт знает как. Никакой четкости, никакой налаженности.

— Не годится, — сказал Бахметьев. — Надо требовать.

— Я и требую, — отвечал Плетнев и с сокрушением добавил: — Только по-настоящему еще не умею требовать.

И сам корабль был в достаточной степени фантастичным. Построенный чуть ли не в тысячу восемьсот восемьдесят первом году, он теперь еле ползал и на ходу весь трясся. Его недаром прозвали «индийской гробницей». И не было никаких сил бороться с населявшими его маленькими желтыми муравьями.

— Серу пробовал? — спросил Бахметьев.

— Некогда было, — и Плетнев, качая головой, налил себе еще один стакан чаю.

Корабль был как музей какой-то. Всевозможные устройства, оставшиеся еще от времен парусного плавания, всякие идиотские, уже никому не нужные приспособления. Он пытался как-нибудь бороться со всеми этими реликвиями, но сделать ничего не мог. Боцман оказался тоже музейной редкостью и горой стоял за старину-матушку.

— Дай ему сколько-нибудь суток, — посоветовал Бахметьев.

— Давал, — ответил Плетнев. — Не помогает.

Главное, конечно, было в том, что он зачастую не знал самых простых вещей. Ему нужно было учиться, учиться и учиться. Кажется, намечалась возможность это сделать. При Военно-морской академии должны были открыть соответственные курсы. Но что делать теперь?

— Не унывать, — сказал Бахметьев.

Плетнев тряхнул головой. Он и не унывал. Только все-таки очень завидовал Ваське Бахметьеву, бывшему господину Арсену Люпену. Казалось бы, человек в свое время в Морском корпусе только всяческие пакости начальству устраивал, а вот все-таки теперь имел систематическое морское образование.

И от этого у него на корабле все было слажено, люди выглядели людьми и хорошо работали.

— Не от этого, Семен, — возразил Бахметьев. — Я у тебя больше научился, чем в корпусе.

Но Плетнев не обратил на его слова внимания.

— Вот рулевой на твоем катере. Просто мастер своего дела. Артист. Так на волне разворачивался, сто любо-дорого смотреть.

— Ермашев? — и Бахметьев улыбнулся. — Артист, конечно. Только знаешь, друг, если бы я с тобой не был знаком, он у меня совсем другим артистом вышел бы.

— Да? — машинально спросил Плетнев, который теперь думал уже о чем-то совсем другом.

— Да, — сказал Бахметьев, которому очень хотелось рассказать всю историю воспитания Ермашева.

— Ну и ладно, — совершенно некстати ответил Плетнев, и это было обидно. Что он, засыпал, что ли? Почему не мог как следует разговаривать?

Наступила тишина, и, чтобы что-нибудь сделать, Бахметьев повернулся и включил вентилятор. Потом повернул его на Плетнева: пусть проснется.

— Слушай, — вдруг сказал Плетнев, — ты женат?

— Женат, — ответил Бахметьев. — Кажется, удачно, и сын со мной остался от моего первого брака.

— Сын, — повторил Плетнев. — А вот у меня сына нет. Помнишь Катерину? Ту, к которой ты из корпса ходил. Девять лет с ней женаты, а детей нет. Обидно.

Это было совершенно неожиданно, и Бахметьев промолчал. Да и что он мог ответить?

— Думали приемыша какого-нибудь взять, — продолжал Плетнев, — да все не попадался. Одного я как-то привел, да он удрал. Вот теперь собаку держим.

Снова наступила тишина, и наконец Плетнев встал:

— Ладно, уже к шести время подходит, и ветер как-будто улегся. Может, отправишь меня на мою квартиру?

— Есть, — ответил Бахметьев. — Сейчас прикажу спустить катер.