То, что произошло — это сражение, которое запомнится многим. Весьма вероятно, что оно войдёт в учебники истории. Да, по своей задумке операция была, скорее, локальной. А вот по своим результатам её можно было бы сравнить с масштабной битвой. Такие боевые потери у врага, наверное, случились впервые с начала войны. Да, около двух тысяч французов и англичан были убиты или взяты в плен во время штурма крепости Силистрия. Ну, а больше враг и не встречался с подобными ужасами войны.

Так что проведённая операция — это ещё и огромный психологический эффект. Ведь когда армия прёт вперёд, когда у неё сплошные победы, — по крайней мере, на земле, так как на море не всё однозначно, есть уверенность и мотивация драться дальше. Есть вера, что уже скоро всё это закончится, так как череда побед внушает оптимизм.

Но не всё так однозначно. То, что сплошные победы были у врага, скорее всего, случайность, головотяпство. Поговорка про то, что русские долго запрягают, но быстро едут, не лишена смысла. Надеюсь, что кони наши уже запряжены, и остаётся только брать разгон и побеждать в этой войне.

— Его Высочество едут! — выкрикивали солдаты, которые, скорее всего, были посланы в роли дозора, чтобы вовремя выявить приближение наследника российского престола.

Я подобрался…

— Тарас, чарку водки быстро неси, да прикусить чего! — приказал я.

Нет, не шампанским, ни хлебом-солью я собирался встречать наследника. Шампанское после такого сражения я считал пошлостью. Ну и хлеб-соль преподносить тому, кто является будущим хозяином всех этих земель! А пока полноправный хозяин его отец? Явно не правильно.

Уже скоро показались три кареты, две сотни кирасир сопровождения. Кареты остановились, и лишь из третьей вышел наследник российского престола. Это он что, внял моим словам про систему безопасности первых лиц государства? Я говорил Александру Николаевичу, что государство, как и высшие сановники, должны всегда передвигаться в трёх каретах. Причём, каждый раз охраняемое лицо должно занимать разные транспортные средства. Впрочем, говорил я и о многом другом, нынче вспоминать недосуг.

— Ваше Императорское Высочество, прошу простить меня, если что-то сказал лишнее во время завершения операции, — сказал я, припоминая, какую отповедь давал английскому журналисту, ну и Александру Сергеевичу Меньшикову. — Был возбужден и уставший.

Но накипело же! Особенно что касается Меньшикова. Насколько же сейчас неуместны все эти бравурные заявления, что утопим врага в Чёрном море, скинем его с Крымских гор… Не говори, а предлагай реальные операции и действуй! Из-за неадекватной оценки ситуации можно настолько дофантазироваться, что и проиграть в войне.

— Генерал-майор Шабарин, нынче же я отправляюсь обратно в Петербург. Посему… дарую вам орден Святого Владимира Второй степени с мечами. На то имею дозволение. Уверен, что Его Императорское Величество также оценит ваши ратные труды, и без награды вы не останетесь и от императора, — сказал Александр Николаевич.

А Меньшиков…

Даже не представляю, чего ему стоило протянуть мне награду. Вернее сперва наследнику престола, а после уже Александр Николаевич передал мне. Было видно, что даже его, Меньшикова, терпение и стойкость надломлены, настолько же было ему неприятно отдавать мне орден.

Однако, может быть, это и даст последствия в будущем, и я заимел себе врага, но на данный момент мне плевать на Александра Сергеевича Меньшикова. Я слишком сильно хочу победы России в этой войне, чтобы думать о том, что в будущем могу встретиться с новым противником, ненавидящим меня.

— Все вопросы по согласованию дальнейших ваших действий производить с адмиралом Корниловым. И я, дарованной волей императора властью, уже послал за генерал-лейтенантом Сельваном. Он нужен тут, как решительный генерал. Уверен, что сможете совершить ещё одно чудо, как это было сделано при взятии крепости Силистрия. И… сегодня утром, — сказав это, ухмыльнувшись, разгладив свои усы, будто бы казак, наследник Российского престола под всеобщее одобрение махнул чарку водки, резко развернулся, сел в карету и умчался прочь.

Внутренне я ликовал. Ещё не было такого генерала, с которым бы я сработался, помимо разве что Сельвана. При всём уважении к вице-адмиралу Корнилову, пусть он и решительный, и грамотный офицер, он, как и вице-адмирал Нахимов, — символы обороны. Им нужно было бы заниматься флотом, готовить морское сражение, а не отвлекаться на дела на земле.

Но что делать с пленными?

Вот этим вопросом я решил заняться в первую очередь. Взятых моим корпусом пленных ранее было всего чуть менее ста. Теперь из много, очень много. Признаться, я и вовсе не хотел держать у себя этих дармоедов. Так что я успешно, верхом на коне, в сопровождении сотни своих ближних стрелков, отправился в штаб Черноморского флота. Лучше всего — это начать обмен пленными. У врага много наших солдат и офицеров. Теперь есть и у нас обменный фонд.

Это и отличная картинка для журналистов, такой шаг, который чуть-чуть приоткрывает форточку для договорённостей. Конечно, сейчас рано о чём-то договориться с врагом. Пусть французы и англичане, также их союзники ещё лишатся хотя бы тысяч пятидесяти своих славных соотечественников. Судя по санитарному состоянию, холод, который случается периодически, на пару дней, но столь суровый, что может сравниться и с севером России… Всё это не способствует здоровью солдат-агрессоров. Но даже небольшой шаг — обмен пленными, вполне гуманитарный и мы тогда не столь и дикие в глазах «цивилизованных» европейцев.