— К сожалению, никакой, Громов был поставлен только в оперативный розыск…

— Хорошенькое дело! — не выдержал я: — О том, что я, якобы, был в розыске, мне ничего не известно. Меня, прошу отметить в протоколе, задержали по выходу из БТИ, где я занимался своей обычной работой, ни от кого не скрываясь и не прячась.

— Уважаемый суд…- пошептавшись со следователем, воспарил над столом прокурор: — В деле еще имеются результаты обыска по месту жительства задержанного, в протоколе которого указано об обнаружении боевого патрона от пистолета Макарова…

— Экспертизу провели?

— Да, провели.

— Ваша честь, прошу внести в протокол, что по проведенному обыску я направил жалобу прокурору, так как обыск проводился без моего участия, хотя я находился полностью в распоряжении оперативников милиции. Но, вместо того, чтобы проводить обыск в моем присутствии, эти хитрые ребята воспользовались моими ключами и тем, что квартира пустая. Удивительно, что при таком отношении к делу там обнаружили только один патрон. Кроме того, прошу обратить внимание на личность понятых. Судя по протоколу, эти граждане не живут рядом с моей квартирой, а значит, оперативники взяли в качестве понятых своих знакомых, чем дискредитировали главное требование, предъявляемое законом к понятым — их незаинтересованность.

— Понятно. — судья повертела авторучку и изрекла: — суд посовещавшись на месте определил, что для правильного и объективного разрешения жалобы гражданина Громова суду необходимы дополнительные материалы. Прокурор, через сколько сможете доставить в суд дело, где Громова обвиняют в двух убийствах?

А вот это было фиаско, братан. Я конечно допускал, что эти дела вытащат на свет, но, все-таки, надежда во мне теплилась, что удастся выскочить…

Глава двенадцатая.

И у края пропасти, и у тигра в пасти…

Июнь 1994 года.

Эти три часа, что я провел в коридоре суда, под конвоем незнакомого мне опера из РУБОПа, показались мне самыми длинными в моей жизни — слишком много зависело от настроения пожилой женщины в очках с сильными диоптриями, что, именем государства, вершила правосудие за облезлыми дверями судебного зала.

Мои крестники из УБОПа, «седой» и… даже не помню, как я его последний раз называл, подхватив следователя, умчались добывать уголовные дела, которые должны были окончательно похоронить меня в недрах пенитенциарной системы страны, а прокурор ушел выражать свое мнение на законность в другие процессы.

На мою беду, сегодня в районном суде был настоящий аншлаг, поэтому мне пришлось раскланяться с несколькими знакомыми и малознакомыми юристами, нет-нет, да проходящими мимо лавки, где сидел я. И, как не старался я спрятать суровые металлические браслеты, сковывающие мои запястья, летом, в душных коридорах «дворца правосудия», сделать это весьма затруднительно. Самые ушлые из знакомцев, разглядев наручники и конвоира, подходили к пришпиленному к двери зала судебного заседания, рукописному расписанию судебных заседаний, находили среди прочих мою фамилию, после чего делали круглые глаза. Один из молодых и наглых юристов, с которым я пару раз сходился в бескомпромиссной схватке по гражданскому делу, хихикая, трагическим шёпотом сообщил мне, что напильник спрятан в бачке унитаза туалета первого этажа, чем заставил напрячься моего охранника.

Завершением моего публичного позора стало появление моей бывшей любовницы и компаньонки Софьи Игоревны Прохоровой, которой явно сообщили о моем моральном падении — слишком целеустремленно вышла она из-за угла.

— Я всегда знала, Громов, что ты этим закончишь…- девушка смерила мою мятую и несвежую одежду презрительным взглядом.

— Софья, я тебя тоже люблю, только одного не понимаю — почему ты не выполняешь свои адвокатские обязанности? Насколько я помню, наш с тобой договор на защиту еще действует.

Вокруг сразу стало тихо, юристы, торчащие в коридоре, превратились в слух.

Девушка топнула ногой, выкрикнула «Сам дурак!» и, взметнув подолом короткой юбки, развернулась на месте и скрылась за углом, звонко цокая каблучками туфель- «лодочек».

На этом все мои развлечения закончились, оставалось только ждать и молиться, чтобы Богородица смилостивилась надо мной и явила миру чудо.

— Заходите. — секретарь судебного заседания, милая девочка лет восемнадцати, выглянула из-за двери как мышка и снова спряталась в судейской норке.

«Седой» и «быдловатый», в компании следователя, уже двадцать минут, как прибыли и теперь сверлили меня неприязненными взглядами, а я пытался рассмотреть содержимое из папок, набитых бумагами.

— Что с дополнительными материалами? — судья не скрывала своего раздражения. Простенькое дело неприлично затягивалось, доводы настырного заявителя оказались вполне жизненны, а следователь прокуратуры за прошедшее время не ударил палец о палец, надеясь на оперативных сотрудников, которые тоже… И трупа действительно нет.