– Если вы обеспечите гарантированное выполнение поставленной вам задачи. И забудете о существовании в вашем… реабилитационном центре Майи. За нее на ваш счет уже перевели три миллиона дзанов.

– Но…

– Никаких «но», – отрезал сиагирад. – Все по-честному, в соответствии с вашими предпочтениями, господин Маду. Вам перечислили сумму, на которой вы остановили аукцион.

– Вы не оставляете мне выбора… – не унимался ушлый делец.

– Почему? Выбор у вас остался: принять наше щедрое предложение о сотрудничестве или уйти на покой, – возразил Магар и улыбнулся.

Ой, мама, я впервые увидела такой жуткий оскал, зато Маду понятливо прошелестел:

– Я понял вас, высочайший лио Магар. Я выполню все наши договоренности.

Мое нутро, было заледеневшее от ужаса при первых звуках голоса «хозяина», отпустило, словно лед пошел трещинами.

– От вашей старательности теперь зависит ваша жизнь, – добавил сиагирад и закончил разговор. – Прощайте.

Свернув экран, он развернул кресло, наверное, чтобы встать, и увидел меня, замершую возле двери в спальню. Две-три секунды смотрел, скорее всего, прикидывал, как много я услышала. А я переваривала не только суть разговора двух власть имеющих мужчин, но и метаморфозы, случившиеся с их голосами и лицом одного из них. Таким, ледяным, жестоким, равнодушно обещавшим расправу, я его еще не видела.

При этом росла обида, которая выплеснулась из меня наружу злым, севшим голосом:

– Ты заплатил за меня? Значит, я бездушный товар?

Кьюр встал, стремительно подошел ко мне, обхватил мое лицо ладонями, вынудил посмотреть ему в глаза. И с настойчивой решимостью ответил:

– Майя, я заплатил не за товар, а за твою безопасность и спокойную жизнь! Таким дельцам правильнее возместить финансовые потери, чтобы не пытались вернуть или отомстить…

Он коротко, но емко донес до меня самое важное. Пытливо заглядывая в его ярко разгоравшиеся глаза, я с грустной иронией спросила:

– Ты думаешь, участники аукциона, уже зная о моем существовании, отступятся, если заплатить Маду? – Глаза защипало от подступивших слез, голос сорвался на жалкий писк. – О какой безопасности можно говорить в моем случае?

Магар подхватил меня на руки и сел на диван со мной на коленях. И прижал к себе со словами:

– Поверь мне, Лиамарил обеспечивает безопасность своих граждан. Как и я – своей пары.

Я расстроенно, по-детски шмыгнула носом.

Кьюр мягко приподнял мой подбородок, будто уговаривал посмотреть на него. И так же мягко пообещал:

– Недавно ты рассказывала про ваших ангелов. Ты хорошая, поэтому я стану твоим ангелом! Твоим защитником…

У меня губы и подбородок задрожали, по щекам побежали слезы. В глазах Кьюра я видела отражение пульсирующей, усиливающейся энергии. Он согревал и оберегал, а не просто успокаивал, как расплакавшегося ребенка. И пробил брешь в стене, которую я выстроила вокруг своей души. Я вдруг осознала, что за наше короткое, но бурное знакомство совершенно неожиданно для себя влюбилась. Подалась всем телом к Кьюру и, обняв за шею, приникла к его груди.

– Веришь? – глухо спросил он, согревая дыханием мою макушку.

– Верю! – тихо выдохнула ему в ключицу.

Но объятий мне оказалось мало, чуть отстранившись, подняла лицо и сама прижалась к его губам своими. Не из благодарности за защиту, а по велению души и сердца почувствовать вкус его губ, сухих, мужских, горячих; теснее прижаться к этому мужчине, коснуться густых фиолетовых волос, провести пальцами по шершавым вискам, гладкой коже скул, покрыть короткими поцелуями все его лицо, чтобы потом уткнуться носом в надежную крепкую мужскую шею и наслаждаться запахом.

Кьюр гладил мои почти полностью обнаженные плечи, забирался ладонью под волосы, массировал затылок и ласкал шею. Еще теснее прижимал к себе за талию, поглаживая меня по спине. Как хорошо и душевно было, пока он неожиданно не выдал:

– Кхм, знаешь Майя, если хочешь, можешь чаще присутствовать на моих рабочих встречах.

– Из каких соображений? – наконец очнулась я.

– Когда ты вошла, смотрела на меня как на тот плотоядный цветочек, жестоко сожравший недоптичку. Я даже забеспокоился, что напугал тебя своей манерой вести деловые переговоры. А мой суровый нрав, оказывается, тебя возбуждает.

Отлепившись от Кьюра, я ровнее села на его коленях и, прищурившись, укоризненно взглянула ему в глаза. Только на этой осинке не вырастут апельсинки, про чувство вины или хоть каплю стыда вообще лучше помолчать!

– Знаешь что?! – грозно начала я, потом, неожиданно ощутив ягодицами, прикрытыми тонкой тканью платья и ажурных трусиков, характерный бугор, почувствовала, как вспыхнули щеки. Отвела смущенный взгляд от все понимающих и лукаво смеющихся фиолетовых глаз Кьюра и буркнула: – Давай ужинать. Есть хочется.