– Все будет хорошо… Малышка…

Говорю, а сам себе не верю. Внезапно над нами появились медики и Лизу быстро оттащили от меня, освобождая себе пространство для работы. Я чувствовал, как врачи укрыли моё холодное тело теплым одеялом. Но мне это не помогало согреться… Последнее, что я помнил, это лицо Лизы, пока мир вокруг меня начинал затуманиваться.

Наше время…

От лица Вероники.

Рассекая уже такой до боли мне знакомый больничный коридор, я бежала в панике, не разбирая дороги. После звонка Лизы, сразу же возникло чувство неимоверного испуга за жизнь своих близких, чувство тревоги, отчаяния, внезапный страх окутал меня с ног до головы, я даже не помнила как я добралась до этой больницы. Увидев в конце коридора свою дочь, сразу же бросилась к ней на встречу.

– Девочка моя… Как ты? Как Ден?! Маленькая моя…

Обхватив дочь за обе руки, аккуратно стала осматривать каждый ее миллиметр тела, крепко прижимаю Лизу в свои объятия и не могу представить что ей пришлось пережить. В этот момент я чувствовала себя как беспомощная рыба, выброшенная на берег. От шока мне не хватало воздуха, я жадно вдыхала его, открыв рот и широко моргала изумлёнными глазами.

– Как ты? Как это произошло? Ден? Что с ним? Жив? Ну! Не молчи!

Пытаюсь заглянуть в её глазки, но она молчит. В голове вихрем проносится лавиной самое страшное. Лишь бы был жив…

– Я... Я не знаю... Пока мы ехали, он был без сознания, сейчас его забрали на операцию...

Прижав дочь к своей груди, я крепко обняла её, словно боялась, что она исчезнет из моей жизни. Я нежно поцеловала её в макушку и одновременно гладила её спину рукой. Я слышала, как она всхлипывает, ощущала её тревогу и беспокойство за Дена. Эти же чувства наполняли и меня, ведь я также боялась за его жизнь. Мы стояли в пугающей тишине, лишь изредка нарушаемой её лёгкими вздохами. Я пыталась найти какие-то слова, чтобы успокоить малышку, но они всё время ускользали от меня, как вода сквозь пальцы.

– Мам? Ден же не умрет, правда?

– Конечно нет… Ты что? Он же у нас сильный, обязательно к нам вернется…

Шепчу, а сама в это не верю. Но моя девочка заслуживает крошечной надежды, даже когда её у меня нет. Врач рассказал мне о всех повреждениях брата, поэтому я и готовилась к самому худшему исходу. Я крепче прижала дочь к себе, чувствуя её беспокойное сердцебиение.

– Малыш, тебя кто нибудь опрашивал уже? Что там произошло?

Помогаю присесть Лизе, сама сажусь рядом, обхватывая её ледяные ручки.

– Нет еще, тот мужчина, ну, который нас подвозил тогда домой, ушел вон в ту палату, сказал потом поговорит со мной, когда ты приедешь.

Своим худеньким и испуганным пальчиком она указала на дверь, расположенную почти в начале коридора. А я продолжала сидеть, обнимая свою дочь, в то же время надеясь дождаться хотя бы одного врача, который смог бы предоставить мне какую-то информацию о состоянии моего брата.

От лица Максима.

После того, как я позвонил Веронике и попросил её приехать в больницу, я не пересекаясь с ней рванул к подозреваемой. Я хотел раньше неё выяснить чудовищные последствия этой чертовой аварии. Не стал допрашивать Лизу, да и не имел права этого делать без присутствия её матери. Поэтому, не взирая на очень нестабильное тяжелое состояние водителя, я все же договорился с врачом о недолгом разговоре, я далеко не идиот, на своем опыте я прекрасно знал процент выживания после таких аварий, хоть женщина и была в тяжелом состоянии, но мне очень хотелось знать правду, ведь по словам очевидцев, она намерено надвигалась на своей машине на ребенка даже не пытаясь затормозить.

– Что произошло на месте аварии пару часов назад? Вам стало плохо и вы не смогли в полной мере нормально управлять своим средством передвижения?

Спокойно сижу на жутко неудобном стуле в крошечной больничной палате, которая насквозь пропитана медикаментозным запахом. С чувством полного безразличия наблюдаю за молодой девушкой, которая серьезно пострадала. Некомфортно… Ненавижу больницы, эти холодные, белые стены сводят с ума. Эта атмосфера и её специфический аромат угнетают до тошноты.

– Она жива?

Спросила женщина, уставившись в одну точку больничной палаты. Её лицо заметно пострадало в ДТП. Её кожа, полностью покрыта ссадинами и глубокими царапинами, вся ее плоть на лице изрезана острыми осколками разбитого стекла. Жуткое зрелище...

– Вы о девочке?

– Да…

– К счастью, да, она осталась жива.

– Очень жаль…Очень жаль что я ее не сбила на смерть…

Я честно сидел и охреневал, не мог понять как она так спокойно сейчас при мне, при человеке, который очевидно и ясно упечет её в тюрягу, говорила о том, что ей ни капли не жаль ребёнка, нет, я понимал что женщина возможно находилась в стадии шока, тем не менее, её уверенный тон наводил на мысль, что она не испытывает раскаяния по поводу сделанного. Она в принципе не сожалела ни о чем, не о ДТП, не о разбитой в хламину дорогой тачке, которая унесла за собой не одну жизнь. Очень много пострадало человек от её обезумевших рук. В её глазах читалась лишь жалость об одном, о том, что ребенок остался жив. Предвкушая что она сейчас во всем начнет признаваться, я достал из кармана телефон и включил диктофон. Однажды я уже не помог Нике из-за своей же обиды и ненависти, но сейчас… Сделаю все возможное чтобы наказать человека который чуть не убил ее дочь.

– Вы намерено пытались наехать на ребенка?

Молодая женщина сразу заметила мой диктофон и лишь злорадно засмеялась. Этот смех был не только холодным, но и полным презрения. Взгляд её стал ещё более пугающий, будто она упивалась этой ситуацией.

– Хм... Да. Это я! Я хотела ее убить, еще тогда... Когда вернулась в квартиру её папаши! Как я надеялась, что она сдохнет сразу! Но нет же... Выкарабкалась…

Засмеялась она еще громче как сумасшедшая на всю палату, её дикий смех даже меня пугал, человека, которого в принципе невозможно чем либо напугать.