Вероятно, невысокие, но попробовать стоит.

И тогда я вижу это. Ее безжизненное тело, подключенное ко всем этим аппаратам; врачи говорят, что она, возможно, никогда не очнется…

Я не могу вернуть ее, чтобы снова потерять. Кратковременное облегчение, которое она приносит, не сможет полностью избавить от боли, которую причинит вторая утрата. Потому что это может случится. Такие люди, как я, не могут удержать таких, как она.

Расхаживая по дому, я смотрю на то, что когда-то было идеальным интерьером, а теперь представляет собой сплошное разрушение. Прямо как моя гребаная душа. Вряд ли осталось что-то, что я еще могу разрушить. Последние три дня я потратил на то, чтобы разгромить все, что попадалось мне под руку. За исключением одной комнаты. Единственной комнаты, в которую я не могу заставить себя войти. Ту, которую я оборудовал, чтобы наблюдать за ней. Я знаю, что если войду туда, то не смогу остановиться. Я буду прикован к мониторам, чтобы точно определить ее местоположение и следить за каждым ее движением.

Я побывал в ее квартире перед тем, как ее выписали из больницы, и удалил все следы своего присутствия. Я стер ее аккаунты в социальных сетях, сообщения и журналы звонков. Как будто меня... нас... никогда не существовало. Сколько бы она ни искала, ей не удастся найти связь между нами. Она может жить дальше, довольствуясь той жизнью, которая была у нее до меня.

У нее все будет хорошо. Я позабочусь об этом... со стороны.

Я подношу бутылку ко рту и делаю еще глоток, падая на пол посреди фойе. Где сижу и смотрю на входную дверь с маленьким, мать его, проблеском надежды, что она придет в себя и вспомнит о нас.

Стала бы она искать меня здесь? Хотела бы она этого?

В конце концов, я чуть не убил ее. Я помню, когда хотел этого, как мечтал обхватить рукой ее горло и смотреть, как жизнь уходит из ее глаз. Это пиздец, но я думал, что мне нужна именно такая боль.

Почему-то это еще хуже. Даже несмотря на то, что она жива, я все равно потерял ее... Но то, что она проживет свою жизнь без меня – чертовски ранит. Пустой взгляд на ее лице, когда она спросила, кто я такой... убил меня. Но когда я закрываю глаза, то вижу ее настоящую. Я слышу ее голос.

Я люблю тебя, Доминик. Я не хотела влюбляться в тебя, но так получилось. В ее глазах блестели слезы, а слова звучали так убедительно в тот момент.

Наверное, ее любовь была слабой, потому что, будь она сильной, она бы никогда этого не забыла. Может, она спутала похоть с любовью. В конце концов, я знаю, как управлять ее телом, словно оно продолжение моего собственного. Она так жаждала удовольствия, которое я ей дарил, что стояла передо мной обнаженной, даже когда я признался, как сильно хочу ее убить. Ей следовало бежать. Вместо этого ее ложная вера побудила ее предложить мне свое тело, чтобы я мог делать с ним все, что мне заблагорассудится.

— Пошла ты, Люси! Можешь катиться к черту, раз забыла нас! — Мои крики эхом отражаются от стен. Я опускаюсь на холодную, твердую плитку и смотрю сквозь белую краску на потолке. Я одновременно будто вижу все и ничего.

?

— Аргх, отвали. — Моя рука замахивается на то, что толкает меня в бок.

— Вставай. — Услышав голос Эша я прищуриваюсь, глядя на него.

— Какого хрена тебе надо? Я занят, — говорю я ему, снова закрывая глаза.

— Да, чертовски занят, — ворчит он.

Я чувствую, как чьи-то руки обхватывают меня с обеих сторон и поднимают с пола. Я открываю глаза и смотрю направо.

— И ты здесь? — Спрашиваю я Акса. — Я снова пропустил какое-то семейное воссоединение?

— Да, вот почему мы здесь поднимаем твою пьяную задницу с гребаного пола, — скалится Эш.

— Вы можете уйти в любое время, — говорю я им, не потрудившись помочь или поднять глаза, пока они тащат меня через весь дом. Я слышу звук льющейся воды за секунду до того, как ощущаю холод по всему телу. — Аргх, да пошли вы! — Мои глаза распахиваются, когда из душевой лейки на меня обрушивается ледяной поток воды.

— От тебя воняет, как от пивоварни, — говорит Акс. — Когда ты в последний раз мылся?

— Повторяю, вы можете, блять, уйти в любое время, — ворчу я и падаю на пол в душе. Не знаю, как долго я еще смогу это терпеть. Раньше я никогда не хотел отказываться от жизни, но теперь же задаюсь вопросом, какой в ней, блять, смысл, если я не могу заполучить ее.

— Ты действительно думаешь, что то, что ты напиваешься до одури, помогает?— Спрашивает Эш.

— По крайней мере это не причиняет боль, — возражаю я.

— Ты видел свой дом, придурок? Я бы даже своей собаке не позволил здесь жить. Приведи себя в порядок, Дом. Мы подождем в гостиной, — фыркает он и разворачивается на пятках.

Я не двигаюсь с места. Вместо этого я позволяю холодной воде литься на меня в течение нескольких минут, пока не перестаю чувствовать свою кожу. Я чувствую онемение во всем теле, и опьянение проходит. Я вскакиваю, разбрызгивая воду по всему полу ванной, бросаюсь к унитазу и опорожняю в него все содержимое своего желудка. В последнее время мой рацион состоит из Джека, еще раз Джека и иногда льда. Не проходит и минуты, как все, что было в моем организме, снова выходит наружу. Я опускаюсь на задницу и откидываюсь назад, ударяясь головой о шкафчик рядом с собой. Я поднимаю глаза и вижу ее расческу, лежащую на стойке. Я беру ее и подношу к носу. Пряди ее светлых волос все еще пахнут лавандовым шампунем.