Были и другие вопросы. Я вспомнил, что пациент назвал миссис Шаллибауи «Пол… н». Очевидно, это какое-то христианское имя, но почему мистер Грейвз назвал ее по имени, тогда как мистер Вайсс всегда называл ее официально «миссис Шаллибаум»? И сама эта женщина, что означает загадочное исчезновение ее прищуривания? Физически это не представляет загадки. Очевидно, у женщины косоглазие, но очень сильными мышечными усилиями она может вернуть глаза в нормальное параллельное положение. Я заметил это смещение, когда она слишком долго пыталась сохранить нормальное положение и контроль над мышцами ослаб. Но зачем она это делала? Только ли из женского тщеславия, чувствительности к искажениям своей внешности? Может быть, так, но может быть и какой-то другой мотив. Трудно сказать.

Думая об этом, я неожиданно вспомнил о необычных очках мистера Вайсса. И тут передо мной встала поистине трудная задача. Я точно видел через эти очки, как через обычное оконное стекло, и в них точно было перевернутое отражение пламени свечи, как от поверхности вогнутой линзы. Но линза не может быть одновременно вогнутой и плоской, а у этих линз свойства и вогнутых, и плоских. И есть еще одно затруднение. Если я мог видеть объекты не измененными, точно так же их мог видеть и мистер Вайсс. Но функция очков – как раз искажать объект путем увеличения или уменьшения. Если они этого не делают, они бесполезны. Я ничего не мог понять. Поразмышляв довольно долго, я вынужден был сдаться, тем более что конструкция очков мистера Вайсса как будто не имела отношения к данному случаю.

Приехав домой, я с тревогой посмотрел книгу записи и с облегчением увидел, что сегодня больше никаких вызовов нет. Приготовив микстуру для мистера Грейвза и отдав ее кучеру, я разрыхлил угли в камине в операционной и сел курить свою последнюю трубку, снова вспоминая исключительный и подозрительный случай, с которым оказался связан. Но усталость положила конец моим размышлениям, и, придя к выводу, что обстоятельства требуют дальнейшей консультации у Торндайка, я уменьшил газ до микроскопической голубой искры и лег спать.

На следующее утро я проснулся, по-прежнему одержимый желанием пойти к Торндайку и спросить у него, что делать. Ответ нужен очень срочно. Я намеренно использую слово «срочно»: события прошлого вечера убедили меня в том, что моему загадочному пациенту с какой-то целью давали яд и нельзя терять времени, чтобы спасти его жизнь. Вчера вечером он едва избежал смерти (предполагая, что он еще жив), и только моя неожиданно твердая решимость убедила мистера Вайсса принять меры к его спасению.

Я не ожидал, что меня пригласят снова. Если мои подозрения правда, то мистер Вайсс в надежде на удачу пригласит другого врача, и необходимо остановить его, пока не будет поздно. Таково было мое намерение, я хотел получить совет Торндайка и действовать в соответствии с ним, но даже лучшие планы могут измениться.

Спустившись вниз и бросив предварительный взгляд на книгу вызовов, которую вел мальчик, а в его отсутствие служанка, я пришел в ужас. Утренний список выглядел как страница из почтового справочника. Одних новых вызовов было достаточно для целого дня работы, а еще нужно добавить регулярные посещения. Мрачно думая, неужели в Англию вернулась «черная смерть», я пошел в столовую и торопливо позавтракал; время от времени заходил мальчик и сообщал о новых вызовах.

Первые два или три визита решили загадку. В нашей местности разразилась эпидемия гриппа, и я получил не только свой нормальный объем работы, но и больных, с которыми не справлялись другие практикующие врачи. Более того, внезапно у большинства строителей, членов союза взаимопомощи, неожиданно ухудшилось здоровье.

Конечно, о посещении Торндайка не могло быть и речи. Придется действовать самостоятельно. Но в суете и поспешности навалившейся на меня работы – некоторые пациенты находились в тяжелом состоянии – у меня даже не нашлось времени на то, чтобы обдумать свои действия, тем более что-то делать. Даже с помощью извозчика, которого я нанял – у Стиллбери своего экипажа не было, – я закончил последнее посещение по вызову в полночь и так устал, что уснул во время позднего ужина.

На следующий день работы стало еще больше. Я послал телеграмму доктору Стиллбери в Гастингс, куда он, как разумный человек, уехал, чтобы поправиться после легкой болезни. Я просил его разрешения нанять помощника, но в ответе сообщалось, что сам Стиллбери находится на пути в город, и, к моему облегчению, когда я зашел в операционную, чтобы выпить чашку чая, я увидел его самого: он потирал руки, глядя на книгу вызовов.

– Злой ветер никому не приносит добра, – сказал он, когда мы обменялись рукопожатиями. – Но это оплатит расходы моего отпуска, включая вашу зарплату. Кстати, вы ведь не торопитесь освободиться?

На самом деле я торопился, потому что решил принять предложение Торндайка и хотел быстрее начать работу у него. Но было бы неправильно оставлять Стиллбери со всей этой работой или заставлять его искать нового помощника.

– Я хочу уйти, как только вы меня отпустите, – ответил я, – но сейчас я вас не оставлю.

– Отлично, – сказал Стиллбери. – Я знал, что вы меня не бросите. Давайте выпьем чаю и поделим работу. Есть что-нибудь интересное?

В списке были один-два необычных случая, и, пока мы делили пациентов, я коротко рассказывал ему о них. А потом перешел к своему загадочному опыту в доме мистера Вайсса.