Так непривычно было слышать это «Берт» от кого-то, кроме братьев… и так приятно, оказывается. Как и чувствовать, что этот кто-то с тобой по своей воле, а не потому что не может отказать. Но так хотелось подразнить нахалку, что Ламберт сказал:

— По-моему, ты ревнуешь, и поэтому не хочешь, чтобы она возвращалась.

Каттен одёрнула рубашку, повернула голову к Ламберту и с ехидной улыбочкой сказала:

— Милый, была бы я ревнива, тебя бы замучил понос после каждой разложенной тобой девки. И не надейся, целительские клятвы мне бы не помешали. Вы же в дозорах такую дрянь жрёте, что мне прямо долг бы велел прочистить хорошенько твои кишки. Хорошо, хоть в форте теперь готовят не сопляки-рекруты, а женщина, у которой руки растут из нужного места.

Ламберт поневоле кивнул. Ехать стряпухой в форт, полный холостых парней, да и взрослых мужиков тоже, согласилась только девка, которой при пожаре обожгло всю левую половину лица, так что даже глаз перестал видеть, помутнев. От такой красоты непривычные ещё к увечьям сопляки шарахались, как от проказы. А вот кое-кто из старых егерей оценил, каковы получаются у Доры похлёбки, каши и даже пироги (когда только успевала — на такую-то ораву вечно голодных мужиков?), и к ней уже подкатывались на предмет «А выходи за меня замуж, что ли. Подумаешь, морда горелая — ночью в темноте всё равно не видать…» Ламберт и сам подумывал, кстати, что Дора стряпает получше, чем кухарка в замке, но лезть в женские дела, споря с Аделаидой, кого нанять, кого рассчитать… ну его на хрен, пирогов можно и в форте поесть, раз уж Елены с её чаепитиями в замке нет и долго ещё не будет.

***

Сир Ламберт заявился к Равноденствию. Приехал верхом, меняя поочерёдно лошадей, потому что так было намного быстрее, чем тащиться в почтовой карте по раскисшей дороге.

— Спасибо, что приехали, — сказала Елена, проглотив безнадёжное: «А пораньше не могли?» Очевидно, не мог. Очевидно, ждал, когда орки, бандиты и прочие подлые вороги завязнут в мерзкой каше из просевшего снега, талой воды и первой грязи. А ей отражать нападки особенно настырного кузена, прикатившего аж из Семиречья, до сих пор удавалось только при поддержке целителя, утверждавшего, что Август Ферр перенёс удар значительно легче, чем можно было ожидать от человека его лет, и что усилиями сиделок и родных его состояние заметно улучшилось. Так что, возможно, юноша, вы поторопились предлагать свою персону в качестве регента для мальчика, у которого живы, хвала всем Девяти богам, и мать, и дед.

Говорить об этом с супругом смысла однако не было. Следовало подумать о том, как уговорить его подписать согласие на раздельное проживание. Хотя бы до совершеннолетия Тео, а там посмотрим. Для чего она вообще нужна ему в Волчьей Пуще? Если верить осведомителям, в супружескую спальню он возвращался чуть ли не за полночь — если, разумеется, у Фелиции Каттен не было каких-то неотложных больных. Кажется, у него вообще с целительницей было всё серьёзно, хвала Хартемгарбес. Законная супруга, пребывая в замке, только создавала бы — без всякого своего на то желания — помехи для их встреч. «Умнее всего для дорогого супруга, — думала Елена, — было бы объявить её своей официальной фавориткой, но ты попробуй напялить колечко на эту упрямицу. Проще на настоящую кошку ошейник надеть — будет шипеть и отбиваться всеми лапами, а потом непременно попытается стянуть с себя эту дрянь».

— Как ваш отец? — Кажется, он действительно был обеспокоен — притворяться он вообще не умел. А может, никогда не считал нужным.

— Хуже, чем хотелось бы, — вздохнула Елена, — но гораздо лучше, чем могло бы. Даже лечебная магия не всесильна, но мой отец очень упрямый человек. Часами может растирать и сжимать-разжимать губы, чтобы заставить их двигаться.

— Он…

— Не может говорить, — кивнула Елена. — Хотя в последнее время мне кажется, что он просто не хочет мычать что-то невнятное, а настойчиво разминает губы и язык, чтобы потом всё-таки заговорить почти разборчиво. Пожалуйста, не надо его жалеть, ладно? Он ужасно злится от этого, а характер у него и без того стал…

— Стал? — Сир Ламберт, не сдержавшись, усмехнулся.

Елена только безнадёжно махнула рукой. Супруг смотрел ей в лицо, и увиденное ему, судя по всему, не нравилось. Она же никого не ждала и никуда не собиралась выходить, поэтому не пудрилась и круги под глазами не замазывала.

— Я вообще чем-то могу помочь? — спросил он.

— Да, — сказала она. — Но это долгий разговор. Примите пока ванну, а я спрошу у повара, чем вас можно накормить, не дожидаясь ужина, за едой и поговорим. Кстати, сир Ламберт, — он неожиданно дёрнулся от этого обращения, — если желаете отдельную комнату…

— С чего бы мне её желать? — удивился он.

Она опять кивнула. Это было хорошо, хотя она и привыкла спать одна: кузен Арнольд по-родственному остановился в их доме, и законный супруг, живущий в отдельной комнате, мог бы стать козырем в его игре. А так — всё прилично. Достать только из комода приготовленные для супруга ещё с праздников вещи и предупредить детей, чтобы не врывались к матушке без стука — случалось иногда, что соскучившиеся дети, особенно Мелисса, забывали о хороших манерах.

В отцовском (а теперь уже, в сущности, в её кабинете) она велела накрыть стол, за которым отец принимал важных посетителей. До ужина было ещё больше трёх часов, но разумеется, на кухне нашлось что поставить на стол, и Елена терпеливо ждала, пока сир Ламберт утолит первый голод, рассказывая ему об успехах Тео в деле владения мечом и о том, что Мелисса уже довольно сносно рисует и маслом, и акварелью. Вряд ли это было ему по-настоящему интересно, но сидеть молча было бы… неправильно. Создавало бы слишком напряжённую обстановку.