Шрифт:
Она обменивается выразительными взглядами со своим коллегой. Тот складывает руки на своей выпяченной груди и смотрит на меня совсем по-другому. Будто раньше не принимал меня всерьез, но теперь изменил свое мнение.
Очевидно, детектив Браун много всего ему рассказала. В ее глазах я только на вид невинная, а на самом деле… Не удивлюсь, если она считает, что я разрубила Дэвида на мелкие кусочки и запихала в измельчитель для древесины.
Она сообщает:
– Вчера вечером в «Ла Кантине» произошла стрельба. Четверо убиты.
Пауза. Пронизывающий взгляд. Но я ничего не говорю, поэтому детектив продолжает:
– Что вы можете рассказать нам об этом?
– Я под арестом?
Похоже, это застает ее врасплох, но она быстро возвращает самообладание.
– Нет.
– Тогда, наверное, вам лучше направить свои усилия на незавершенное расследование исчезновения моего жениха и вернуться с какими-нибудь результатами.
Я уже начинаю закрывать дверь, но второй офицер произносит:
– Мы знаем, что вы были в ресторане прошлым вечером.
Я останавливаюсь, делаю глубокий спокойный вдох и смотрю на него.
– Извините, нас не представили. Как ваше имя?
Он опускает руки и будто невзначай кладет правую на рукоятку табельного оружия, выглядывающего из кобуры у него на поясе. Я так понимаю, эта уловка призвана напугать меня. Но вместо этого она капитально выводит меня из себя. Больше всего на свете я ненавижу, когда люди строят из себя невесть что.
Он тычет пальцем в значок на своей груди.
– О’Донелл.
Предельно любезным тоном я продолжаю:
– Офицер О’Донелл, возьмите свою коллегу и убирайтесь с моего порога. Если у вас нет новой информации о моем пропавшем женихе, мне вам нечего рассказать.
Детектив Браун парирует:
– Мы можем пригласить вас в участок для этой беседы.
– Только если арестуете. А этого, по вашим же словам, вы делать не собираетесь.
Господи, а я сильно ей не нравлюсь. Этим взглядом можно обои со стен сдирать.
– Почему вы отказываетесь сотрудничать с полицией, если вам нечего скрывать?
– Граждане не обязаны разговаривать с полицией. Даже если их обвиняют в преступлении. Даже если они в тюрьме. Я права?
Она отвечает:
– Судья может заставить вас говорить с нами.
Подозреваю, что это так не работает, однако, поскольку я не конституционный адвокат, наверняка знать не могу. Но пока мы просто играем на слабо, и она не заставит меня моргнуть первой.
Я отвечаю:
– Не вижу судьи у своих дверей. Приятного дня, детективы.
С колотящимся сердцем я захлопываю дверь у них перед носом. Я стою в прихожей, трясусь и пытаюсь взять себя в руки, но тут неожиданно слышу из-за двери голос Криса.
– Нат! Открой дверь. Я вижу, что ты там.
– Уходи, Крис.
– У меня твоя сумочка.
Я застываю в ужасе.
О господи. Моя сумочка! Я забыла ее в ресторане.
Без паники. Ты ничего плохого не сделала. Но нужно быстрее придумать какую-то ложь.
Я открываю дверь и вижу его с моим маленьким черным клатчем в руках. Мысли проносятся в голове со скоростью миллион километров в секунду, пока я пытаюсь хоть что-то сообразить.
В ответ на мое затянувшееся молчание Крис вздыхает.
– Четверо людей вчера были убиты, Нат. Еще шестеро ранены. Если ты что-то знаешь, тебе правда стоит поговорить с полицией.
Детектив Браун и офицер О‘Донелл стоят на тротуаре рядом со служебной машиной и наблюдают за нашей беседой. Надо полагать, они послали Криса, потому что мы встречались – решили, видимо, что у него больше шансов получить от меня какую-то информацию.
Это заставляет задуматься, что именно он рассказал этим людям о наших отношениях. Что он думает о наших отношениях. Правда ли Крис считает, что обладает каким-то влиянием на девушку, с которой встречался пару недель прошлым летом и даже не занимался сексом?
Мужчины.
– Я ничего не знаю.
Он демонстрирует сумочку и внимательно смотрит на меня.
– Правда? То есть ты не была вчера вечером в «Ла Кантине»? Эта штука просто отрастила ноги и случайно оказалась на месте преступления?
Тут до меня доходит, что записей со мной в ресторане, видимо, не существует. Эта сумка – с моими документами и телефоном – единственное, что связывает меня с местом. Детектив Браун точно бы использовала видео с камер как козырную карту, чтобы я от страха заговорила. Но она этого не сделала.