Когда-то это даже цепляет так, что дышать невозможно. Но все чаще хочется выйти за границы и, наверное, я тупо устал: прелюдия, жаркие долгие ласки… Разогрей, поцелуй, наговори кучу комплиментов. Мужик на то и мужик, чтобы иногда просто сдернуть трусы, сделать свое дело и сразу же отправиться на боковую. Без всех этих длительных брачных игр, предшествующих соитию.

Конечно, я совру, если скажу, что секс с Лизой всегда романтичный. Честно говоря, она умеет требовать свое, и иногда все случается жарко, спонтанно, быстро, но… Редко бывает так, что она сама меня припрет к стенке и сводит с ума неожиданно жаркой лаской, буквально требуя секса…

Хотелось бы больше спонтанности, ярких красок и разнообразия.

Думаю, всем приедается одно и то же блюдо, даже если оно идеальное.

Вот и мне… приелось.

Хочется больше остроты, впечатлений! Хочется, чтобы крышу рвало, как раньше, чтобы горело на все, чтобы я вновь испытал ту жажду жизни, которая зажигала меня раньше. Когда я мог пахать по двадцать часов, возвращался, успевал уделить время Лизе, наладить по мере сил наш скромный быт, подремать немного и снова бросаться в бой.

Хочу быть полным силы и жадным… До секса, любви и побед.

Вместо этого бег жизни замедляется и подкрадывается пора, когда комфорт превыше скорости.

Черт, несколько лет назад я купил тачку, под капотом которой охренеть сколько лошадиных сил, мотор ревет как дикий, огромный зверь! На ней гонять и гонять, жечь резину на асфальте, рисковать и клеить девчонок… Вот только мне уже не двадцать, и даже не тридцать, и я не хочу жечь резину, не хочу впечатлять молодых девушек, и сикушки в мини, с неестественно громким смехом и странными речевыми оборотами меня уже не интересуют.

Пока мои друзья-приятели заводят себе любовниц, годящихся в дочери, словно надеются отхлебнуть от их юности, вкусить, как молодильное яблочко, я ударился по ностальгии и начал закрывать гештальты один за другим.

Покупал то, о чем мечталось.

Ел то, что всегда хотел, но не имел возможности.

Смешивал выпивку так, как только взбредет в голову, потом болел жутким похмельем…

Все это не делало меня счастливым и никак не могло вернуть в то состояние, когда море по колену даже трезвому!

Раньше мне не нужно было пить, чтобы чувствовать себя пьяным и дерзким.

Сейчас я пью и никак не могу поймать то самое состояние, когда расслаблен и собран одновременно, готов к удару… С любой из сторон.

Плевать, откуда…

Выпиваю еще немного.

Лиза опаздывает на три минуты, но потом тихо щелкает замок двери.

Ее шаги…

Другие.

Обувь сменила, что ли?

Тонко звучат каблучки.

Тонко и быстро!

Неужели моя принцесса обувь сменила и перестала отдавать предпочтение уверенной приземленности устойчивых каблуков, сменила их на легкомысленные шпильки?

Если так, то… Ее длинные, стройные ножки смотрятся еще стройнее. Что мне нравится в моей жене, так это ее изящные, до сих пор по-девичьи стройные ножки. Ни одного намека на возраст за сорок. Именно в ножках она все еще легка, красива и воздушна…

Неожиданно смакую предвкушение. Воображение дорисовывает и другую одежду на моей жене, более смелую, раскованную и чувствую, как мне это нравится и будоражит.

Оказывается, нужно было всего лишь встряхнуть женушку хорошенько, чтобы она снова испытала желание нравиться своему мужчине и поняла, что ему нужно кружить голову и постоянно влюблять в себя, а не сидеть, будучи уверенной, что он никуда не денется.

Губы пересыхают, я смачиваю их языком.

Нетерпение рвется из меня.

Чувствую, как пах потяжелел. Еще ничего не произошло, но мои желания уже не скрыть даже удобному крою брюк.

Свет в комнате приглушен, и когда она входит в спальню, я вижу лишь ее силуэт.

Как она могла так измениться? Прическа другая? Походка… Даже рост другим кажется.

Играет со мной? Что за игры, принцесса?

Я поглаживаю пальцами подлокотники кресла, на котором сижу, едва сдерживаясь.

— Иди ко мне. Будь хорошей девочкой и порадуй меня…

Отщелкиваю пряжку ремня.

— Можешь начать с этого. Загладь свою вину…

Шаги сводят с ума: до того незнакомо звучат. И я до самого последнего мига уверен, что Лиза просто очень старается запудрить мне голову.

Может быть, даже парик надела, потому что прическа ей не принадлежит.

И лишь тогда, когда она опускается на пол у моих ног, когда тонкие, но чужие пальцы поглаживают мои колени, взбираясь выше по бедрам, я понимаю: это не Лиза!