Кот ушел по своим котячьим делам, проститься с домом вероятно. С царским равнодушием разрешив мне самой возиться с его имуществом.

За то время, что занималась сборами, нашла по всей квартире кучу разных предметов, завалившихся и забытых: под шкафом, в углу за комодом, под ковром, за дверью, за холодильником…

Механически все поднимала, несла на кухню и складывала на столе. У нас так было заведено, пока я жила тут. Я все время что-то находила. Это получалось само, но все знали: хочешь отыскать потеряшку – иди к Лизке. А Лизка, я, буквально через минуту, час, день, неделю, но найдет потерянное. Причем совершенно случайно, просто увидит, достанет, поднимет.

Но и без просьб я все время что-то находила. Школьные подружки смеялись, что меня нужно приглашать в гости и я как магнит притяну к себе все, что у них куда-то завалилось, положено и забыто, припрятано и утеряно.

Так было всегда, с самого детства. Над этим постоянно подшучивали все, кроме мачехи. Она наблюдала, оценивала, иногда ее взгляд вспыхивал каким-то особым светом… Порой было жутковато, освещение так падало, что ее большие глубокие глаза чуть ли не как у кошки в темноте светились. Но стоило мне моргнуть, а ей чуть изменить положение головы, как я понимала – показалось.

Но сейчас, вспоминая все эти случайности, я думала, а может, и не показалось. Если я умудрилась прожить бок о бок с говорящим котом и ни разу не заподозрить в нем не то что умения говорить, но даже проблеска настоящего разума…

Маргарита Фридриховна была ведьмой.

Ох, мамочки! И ведь ни я, ни папа ни о чем таком не подозревали. Ведь да? Папа же не мог этого знать? Или знал? Ой-йо! А вдруг она приворожила папулю? Да ну нет. Глупости. Она сама его очень любила, все это видели. И никогда не была к нему и ко мне несправедлива или груба.

Собрав имущество Маркиза, я вынесла все ко входной двери и снова прошлась по квартире. Постояла в своей прежней комнате. Заглянула к девчонкам. Заодно положила на письменный стол Катарины ее браслет с топазами, который отыскала за ножкой комода в гостиной.

Потом вернулась в комнату мачехи. Замерла у ее портрета. На нем женщина была еще совсем молодая, ослепительно красивая, холеная. Покрутилась, пытаясь понять, хочу ли я взять что-нибудь на память, как разрешила сводная сестра. Ничего ценного, конечно. Мне не хочется, чтобы меня потом обвинили в том, что я утащила нечто антикварное или безумно дорогое.

Взгляд остановился на шаре из горного хрусталя на серебряной треноге. Он всегда там стоял, сколько я помню. На туалетном столике у зеркала в окружении флаконов духов, коробочек с косметикой и тюбиков помады.

Шар и шар. Я думала, это просто предмет интерьера. Но если мачеха была ведьмой… Так, может?..

Я осторожно коснулась хрусталя кончиком указательного пальца. Кожу кольнуло статическим электричеством, но больше ничего не произошло. Тогда я обхватила его двумя ладонями, аккуратно подняла и перенесла на кровать. Потом взяла треногу-подставку. Покрутилась, пытаясь сообразить, во что завернуть.

– В шкафу на полочке возьми футляр от шара, – заглянул в спальню своей усопшей хозяйки Маркиз.

Я от неожиданности дернулась.

– Напугал!

– Привыкай, – флегматично ответил кот. Сел на пороге, не входя, и обвил лапы хвостом.

– А что бы ты делал, если бы я не приехала тебя забрать? – спросила я, открывая шкаф.

Точно, на полке рядом со стопой вязаных джемперов стоял черный кожаный короб с серебряным замочком. Вот в него я и убрала хрустальный шар, в специальную сферическую выемку, обитую бархатом. Место для треноги в сложенном состоянии нашлось в выдвижном узком ящичке в нижней части короба.

Маркиз дождался, пока я закончу, снова на него посмотрю, и ответил:

– Умер бы. Фамильяры не живут без ведьм. Я же часть стихии, а не обычное четвероногое мохнатое существо, как у соседок по дому.

– Ой! – пискнула я и прижала кончики пальцев к губам.

– Не ойкай. Марго всегда знала про твой дар, с самой первой минуты, как увидела тебя на пороге нашего дома. Катарина с Аннетой хорошие девочки, но они ведовские способности матери и бабки не унаследовали. А тут ты вдруг, всего-то дочка избранника от другой женщины, смешная, нелепая девочка, выросшая без матери. И первая в роду – с хорошим, сильным и чистым даром.

– А почему она мне никогда ничего не говорила? – Пошла я к выходу, неся футляр с хрустальным шаром.

Надо, кстати, написать Кате сообщение, что именно я взяла на память о Маргарите Фридриховне с ее любезного разрешения.

– А зачем? Ты ей всего лишь падчерицей была. Нянчиться с тобой ей не с руки. Да и неизвестно, к чему именно у тебя были способности. Приглядывали мы за тобой. Ну и контролировали выплески твоих сил. Юные ведьмочки дурные ведь, энергии много, ума мало.

– Ты же мне все расскажешь, да? – оглянулась я.