Кейт обвела взглядом оживленную кофейню. В одном углу болтала группка девушек, в другом компания ждала, когда можно будет забрать заказ у бариста. И те и другие не обращали внимания на Кейт и Тристана, что очень радовало.

– Мы совсем рядом с домом, где жила Джейни. Хотите туда зайти? – предложил Тристан.

Кейт допила кофе, и они вышли из «Старбакса». Вдали загорелась вывеска «Кувшина». Холодный ветерок шевелил волосы у Кейт на затылке, и, несмотря на толпы людей и яркие рождественские огни, этот район внушал ей точно такое же чувство страха и отвращения, что и в годы юности, когда вокруг было уныло и опасно, а она работала в Службе столичной полиции.

– Выглядит… пугающе, – заметил Тристан.

– Это называется брутализм [3] , – сказала Кейт.

Они стояли напротив «Виктория-Хаус», бетонного жилого дома в десять этажей. От дороги его отделял большой двор, обнесенный низкой, тоже бетонной стеной, похожей на центральную разделительную полосу автомагистрали. Из трещин в плитах выглядывали засохшие сорняки и трава. В общем, классический образец этого самого брутализма.

В нескольких окнах мерцали и вспыхивали рождественские огни, добавляя цвета. Пересекая двор, Кейт и Тристан увидели свисавшего из окна пластмассового Санту на небольшой веревочной лестнице. Интересно, подумала Кейт, в окно он лезет или пытается отсюда сбежать.

– А это что такое? – поинтересовался Тристан, проходя мимо огромной уродливой скульптуры на низком постаменте, опять-таки бетонной. – Похоже на восьмигранную игральную кость или странный кубик Рубика.

Подойдя ближе, они увидели на одной из сторон восьмигранника, повернутой к главному входу, надпись «НА ХЕР КРЕЗИЗ».

– Занятное написание слова «кризис», – отметил Тристан.

Близились сумерки, в воздухе витал легкий туман. Бетонные стены были покрыты водяными разводами и плесенью. Все вокруг выглядело мокрым и жалким.

Главный вход перекрывала завеса из стеклянных панелей. С другой стороны располагалась открытая бетонная лестница. Кейт задалась вопросом, была ли она открыта в пятидесятых, когда строился «Виктория-Хаус», и тогда же или позже установили стеклянные панели в качестве меры безопасности. На пронумерованных кнопках панели домофона были указаны фамилии некоторых жильцов. Всего было пятьдесят квартир, и как раз под пятидесятым располагался аккуратный квадратик с надписью «МАКЛИН».

Кейт думала, что сказать, когда к двери подошел молодой человек, тащивший две сумки с покупками. Он положил карточку на датчик, и дверь распахнулась. Кейт и Тристан прошли вслед за ним, что нисколько его не заинтересовало.

Лифт, воняющий мочой, со скрипами и стонами доставил их на десятый этаж. Длинный коридор, открытый всем ветрам, тянулся вдоль стройного ряда входных дверей, выкрашенных в довольно кричащий красный. На всех, кроме одного, окнах, расположенных справа от дверей, висели жалюзи или сетчатые занавески.

Кейт и Тристан прошли по коридору. Между дверями висели оранжевые натриевые лампы, заливая бетон и их лица болезненной бледностью. С десятого этажа открывался панорамный вид, и можно было оценить весь масштаб застройки вокруг Кингс-Кросс: сияющие многоэтажные дома, два парка, площадь, освещенную прожекторами, на месте газовых вышек.

– Что мы скажем Дорин, если она здесь? – спросил Тристан. – Пожалуй, все-таки надо было подготовиться.

– Правду. Нас попросили расследовать исчезновение ее дочери. Дальше посмотрим по ее реакции. – Кейт была все еще ошарашена встречей с Лондоном после долгой разлуки.

Они прошли мимо окна, из которого была видна маленькая кухня, где на плите кипели кастрюли, и еще одного, откуда доносились крики. Дойдя до последней двери, Тристан позвонил в звонок, и его звук эхом отозвался в глубине квартиры. Жалюзи на окне были опущены, и внутри было темно. Тристан позвонил снова. Дверь открылась, и из соседней квартиры вышла пожилая седая женщина в зеленом шерстяном кардигане, плиссированной юбке в клетку, плотных легинсах и довольно потрепанных пушистых тапочках.

Обведя их глазами, она скрестила руки на груди и с надеждой спросила:

– Вы из Беллингема?

– Нет, – ответила Кейт и вновь позвонила в звонок.

Пожилая женщина подошла к бетонной стене, посмотрела вниз, снова перевела взгляд на них.

– Ее нет.

– Кого? Дорис Маклин? – спросил Тристан.

– Да. Вы коллекторы?

Интересно, подумала Кейт, что в их облике такого, что у старушки возникла эта ассоциация.

– Нет. Мы частные детективы.

В квартире кто-то крикнул: «Закрой дверь!»

Кейт достала визитку и протянула старушке.

– Эшдин… это, кажется, в Шотландии? – спросила она, всматриваясь в визитку.

– Нет, – пояснил Тристан, – в другом направлении. На юге.

– Что такого натворила Дорин, что к ней явились аж два детектива?

– Мы расследуем исчезновение ее дочери, – сказала Кейт.

Повисла тишина. Наконец старушка уже другим тоном произнесла:

– Ох, да. Джейни.

– Вы жили здесь, когда Джейни пропала?

– Да. Мы тут живем без малого пятьдесят лет. И Джейни знали, и ее сестру Максин. Все это просто ужасно. Я видела ее утром в тот день, когда она пропала. Бедная девочка так ждала Рождество.