— Курт этим пользовался?

— Если и да, то был достаточно осторожен, чтобы никто его не засек. Но вообще-то, если хочешь знать, он был не такой. У Курта на уме были только горы. Примером ему по жизни служил отец, Ханнес. Курт подражал ему, тоже хотел работать спасателем. И работал, пока не подался в Инсбрук. Эти двое были очень похожи, хотя и жили как кошка с собакой, а в конце и вовсе перестали друг с другом разговаривать. — Бригитта сделала большой глоток. — Эви много времени проводила на Блеттербахе. Ты знал, что она изучала геологию?

— Да, мне говорили.

— Ее страсть началась там, на Блеттербахе. Когда у Эви выдавалось свободное время, а я была занята, она хватала рюкзак и шла любоваться ископаемыми.

— А ты не ходила с ней?

— По этим колючкам? Шутишь? Ты видел, какие у меня были ножки?

Я улыбнулся.

— Никаких колючек для мисс Зибенхох.

— Конкурсов красоты у нас в деревне не устраивали, но спорим, я бы получила первое место. Так или иначе, во время одной из таких прогулок пути Курта и Эви пересеклись. Я хочу сказать — они были знакомы, но до того момента не разглядели друг друга по-настоящему. Искра. Пожар. Знаешь, что больше всего нравилось Курту в Эви? То, что она во всем находила хорошую сторону. Курт был суровым, замкнутым. Точно как его отец. А Эви жила на солнечной стороне. На нее было невозможно сердиться. А какая умница — просто чудо. Посмотри на последнюю страницу.

Там была пластиковая папка, битком набитая.

— Что это?

— Альбом достижений Эви, собранный мной. Можешь посмотреть.

Там лежали большей частью газетные вырезки. Иногда коротенькие заметки. Эви Баумгартнер (или Тоньон, заметил я) получила премию за… заслуживает похвалы за… местная исследовательница…

— Исследовательница?

— Других, кроме нее, мы и не видели в наших краях, — пояснила Бригитта. — Листай дальше, убедишься сам.

Внизу лежали брошюрки. Издания Инсбрукского университета.

— Публикации, — сказала Бригитта.

— Но Эви даже не получила диплом, когда… это случилось.

— Когда ее убили, ты хочешь сказать?

Я кивнул.

— Я тебе говорила: она была способная. Блистала во всем. Преподаватели быстро поняли, какой у нее потенциал. В последние три года своей жизни Эви редко появлялась в Зибенхохе. Исследовательская работа, учеба. Поверь, она бы далеко пошла. — Бригитта забрала у меня одну из брошюрок. — Вот посмотри. Ее первая публикация. Она была в таком восторге, когда сообщила мне о ней по телефону. По-моему, это больше на подставу похоже, но Эви говорила, что я, как всегда, плохо думаю о людях.

— Почему на подставу?

— Это опровержение тезисов другого ученого из университета. Штука заумная, сложная, но не в этом дело. Для меня очевидно, что Эви использовали. Преподаватели убедили ее опубликовать эти странички, чтобы разгромить того ученого. Она не сама это задумала. Понимаешь, в чем соль?

— Сыграли дуплетом.

— Но дело этим не кончилось. Тот тип явился на дом к Курту и Эви, весь в ярости. Обвинял ее в нападках, все такое прочее. Но он провел с Эви два часа, и они — закадычные приятели. Смотри-ка: ты камня на камне не оставила от моей работы, а я твой лучший друг? Невозможная вещь, для кого угодно, только не для Эви. Уж так она была устроена.

У меня пересохло во рту.

Я наконец обнаружил мотив.

— Ты помнишь, как звали ученого?

— Нет, но там написано.

Я пробежал текст глазами, уже зная, какое имя найду.

Оскар Грюнвальд. Человек, пославший телеграмму.

Geht nicht dorthin!

— Ты как будто привидение увидел, Сэлинджер.

— Предложение насчет пива еще остается в силе?

Бригитта указала на дверь кухни.

— Одно тебе, другое мне.

Я снова сел и хлебнул прямо из бутылки. Закурил сигарету. Задумался, а Бригитта тем временем молча разглядывала меня.

— В чем дело? — не выдержал я.

— В тебе.

— Что — во мне?

— Почему тебя интересует эта история? Ты точно не хочешь снимать кино?

— Я не режиссер.

— Тогда почему?

— Тебя не касается.

Бригитта присвистнула.

— Знаешь, на кого ты похож?

— И знать не хочу.

— На Гюнтера. Ты тоже хочешь выяснить, кто их убил.

Это не прозвучало как вопрос.

И ответа не последовало.

— Гюнтер твердил, будто знает какие-то тайны насчет бойни на Блеттербахе. Тайны, которые раскрывать нельзя. Что-то такое, от чего весь Зибенхох взлетит на воздух. Он об этом заговаривал, когда бывал очень, очень пьян. Однажды я попыталась выудить из него секрет. Напоила его нарочно. Мне действовало на нервы, что он болтает о каких-то тайнах, но держит их при себе. Хоть бы проявил уважение.

— Уважение?

— Я подтирала за ним блевотину, давала аспирин с похмелья, придумывала ему оправдания, когда он прогуливал работу. Я его баюкала, держала в объятиях, когда ему снились кошмары. Но он так и не сказал ничего. Ничегошеньки. Когда он погиб, я даже думала сперва, что его убили.

— Ты хочешь сказать — кто-то мог убить Гюнтера, чтобы он не проболтался?

— Да. Но все это глупости.

— Почему глупости?

— Он и так себя гробил. Немного терпения — и он бы умер сам по себе.