Листки были исписаны Лукой: наброски реприз, напечатанные и правленные от руки тексты. Его твердый почерк стал корявым и почти нечитаемым, листки измазаны и прожжены сигаретами. Я начал с любопытством читать. Тут были всевозможные варианты Официанта-англичанина, маловыразительное пережевывание старого. Иногда попадались отдельные блестки, но в целом все производило впечатление работы дилетанта, плохо владеющего родным языком.

Я пошевелил компьютерную мышку, заставка погасла, и появился рисунок из десятикратно повторенного лица Луки.

– Э, да ты был не в ладу с собой, братишка, – сказал я вслух и испугался звука собственного голоса.

В квартире стояла тишина, стены надежно отделяли ее от соседей. Однако Бастони утверждал, что соседи жаловались на шумные ссоры между Лукой и Катериной. Интересно, как же они должны были орать?

В компьютере было много материала. Не только тексты, но и фотографии, и видео. Я не стал их смотреть, а скользнул мышкой по более новым папкам. Лука разместил их по периодам, и папки последних двух лет были удручающе скудны.

Ни одной сценической фотографии, мало полных текстов, в основном разрозненные фрагменты. Я быстро открывал и закрывал папки и остановился только на одной, датированной прошлым месяцем. В ней содержался законченный текст. Я прочел его целиком и, если бы не ситуация, хохотал бы от души. Текст будто написал Лука лучших времен. Официанта больше не было, был совсем другой персонаж, очень напоминавший Беппе-Грилло. Его острые репризы были направлены на правительство, проблемы экологии и мирового голода. Воспользоваться ими он не успел.

Начало темнеть, голова моя распухла от прочитанного. Я тихонько вышел из квартиры. Старичок сосед снова оказался на площадке: либо он оттуда не уходил, либо выглянул сразу, как только услышал, как поворачивается ключ в двери.

– Я так ничего и не взял, – сказал я, для верности показывая пустые руки. – Не нашел. Надо будет попросить Катерину объяснить получше.

Старичок кивнул. Было видно, что ему очень хочется поговорить, и я предоставил ему эту возможность, тем более что уже вошел в роль частного детектива без лицензии. «Бедный синьор, несчастная синьора…» Старичок излучал симпатию и к живым, и к мертвым, объясняясь изысканными оборотами прошлого века. Из его слов вытекало, что он считает Луку негодяем, а Катерину виновной.

– Вы знаете, синьор Лука никогда не возвращался домой вовремя, – заявил он под конец. – Он говорил, что занят каким-то спектаклем, но лично я убежден, что… в общем, гонялся за юбчонками.

Я молча кивнул. Бастони говорил мне об изменах Луки. Он погуливал, и это могло стать одним из мотивов убийства. Катерина терпела, пока могла, а потом взяла и убила. Прежняя Катерина ограничилась бы тем, что сменила замки в дверях, а теперешняя… кто знает.

Я попрощался со старичком. Теперь я знал, куда пойду дальше, но мне не хватало мужества. Чтобы его обрести, я отправился в одно из своих излюбленных мест, в кошерную мороженицу на улице Равицца, в самое сердце еврейского квартала. Кошерное мороженое не такое, как у нас: оно на молоке, но без яичного белка, вафля похожа на мацу, а шоколад – на тертый шербет. Мне оно ужасно нравится и нравится его есть в компании людей в камилавках, болтающих на миланском диалекте. Я сразу ощущаю себя частицей огромного мира. Мороженое мало меня успокоило, но я все же сел в машину и вернулся в район «Фьера», на улицу, где в прежние времена бывал очень часто.

Подъезд не изменился, и на табличке над звонком по-прежнему красовался кенгуру в черных очках, окруженный надписью «Агентство Шампань».

Я позвонил и поднялся на второй этаж. Две сотни квадратных метров творческого беспорядка, на стенах афиши и фотографии, молоденькие секретарши, перезвон телефонов. Все осталось таким, как в последний раз. Все, кроме лиц. Теперь я никого здесь не знал.

Хорошенькая смуглая секретарша лет двадцати, с колечком в носу, спросила, что мне угодно, и на мою просьбу встретиться с владельцем агентства высокомерно заявила:

– Без записи это трудно. Если вы оставите мне свои координаты, я постараюсь…

– Сэмми! – заорали у меня за спиной, и я оказался в крепких объятиях.

– Привет, Роза, – сказал я.

Розе под сорок, она пухленькая, как шарик, и едва достает мне до груди, притом что я вовсе не великан.

– Ну-ка, парень, покажись!

– Ты здорово выглядишь.

Она тряхнула головой:

– Не ври, годы летят, а в моем возрасте каждый год считай за два. Ты хочешь вернуться?

– Нет, мне просто надо поговорить с шефом.

Ее лицо помрачнело.

– Ты слышал о Луке?

– Да.

– Я знаю, вы с тех пор не виделись, но…

– Поверь, мне вправду все это очень горько.

Я указал на девушку с колечком в носу:

– Поможешь миновать заслон?

– Конечно, о чем речь…

Мы беспрепятственно вошли в кабинет. Марчелло встретил меня, стоя за письменным столом, на котором сидел все тот же кенгуру, только из пластика. Он мало изменился и казался прежним Марчелло, тем самым, что сказал мне когда-то: «Ты должен подыскать себе другого агента».