В «Саге о Харальде Серая Шкура» рассказывается легенда о датском короле Харальде Синезубом, который умер примерно в 986/987 г. По преданиям (и судя по известному руническому камню), не только сам он смолоду принял крещение, но и крестил свою страну. Так вот, он будто бы послал в Исландию колдуна, который принял образ кита (или, наоборот, кит был колдуном). Но когда тот достиг берегов Исландии, в Широком Фьорде ему навстречу вышел огромный бык, который своим громким ревом испугал кита. С тех пор тамошний могущественный хёвдинг, который как бы «переколдовал» пришлого колдуна, получил прозвище Торд Ревун, из чего следует, что он, по логике саги, владел искусством перевоплощения [916] .

Отношение к колдунам было двойственным. С одной стороны, колдуна или колдунью могли забить камнями, как это произошло с Катли [917] . В «Саге о людях из Лососьей Долины» (гл. XXXV) рассказывается, что один из персонажей Торд утонул в результате волшебных заклинаний и зловредных песнопений неких колдунов, которых за это изгнали [918] . Одной женщине, обвиненной в ведьмачестве, пришлось оправдываться на тинге при помощи соприсяжников [919] , и т. д.

С другой стороны, колдун и колдунья вызывали страх и почтение. Вот, к примеру, краткая, но емкая и яркая характеристика, данная в «Саге о Харальде Прекрасноволосом» (гл. XLIII) не какой-то обычной женщине, а королеве и матери королей Гуннхильд, чье колдовство неизбежно должно было иметь политическую окраску, а потому было значимым для многих: «очень красивая, умная и сведущая в колдовстве… Сладкоречивая, но коварна и жестока» [920] .

Против колдовства, помимо ответного колдовства, применялись обереги. Это были либо предметы, растения (например, ветки орешника, рябины или лук-порей, который нередко бросали в братину с напитком [921] ), либо некие действия. Словесный оберег – заклинание сопровождался определенным ритуалом [922] . В «Саге о Битве на Пустоши» приемная мать Барди, главы отряда, произносит магическую формулу оберега, возлагая на героя руки (что ему как христианину было потом поставлено в вину, см. гл. XXX) [923] . И, судя по «Речи Высокого» (№ 104), очень важную роль играла клятва, особенно на круглом предмете – кольце или запястье.

В «Саге о Вёлсунгах» (гл. XXIV) называются магические предметы и символы, с помощью которых можно уберечься от мести («чтоб худа не помнить»), избавиться от «беды и боли», узнать ближайшее будущее. Для всего этого в ход шли напитки, приготовленные на морской воде; жилы оленьи и жженые желуди; внутренности жертвенных животных («жертв») и печень кабана; различные корни; роса после пожара («росы огненные»); и не в последнюю очередь – волшебные руны, «трудные для чтения», вырезанные на роге для питья.

Как уже очевидно, сильным средством была вербальная магия: заклятия и заговоры. Люди очень верили в творящую силу произнесенных слов, причем не только ритуально-магических, не только заклятий, но и просто стихов и песнопений. За любовные стихи, посвященные женщине либо девушке, полагалось наказание, поскольку, как тогда считали, они могли служить приворотом. Столь же наказуемыми были и хулительные стихи (ниды), которые несли, как сказали бы мы, отрицательную энергию, наносящую адресату вред. Иначе говоря, люди саги очень верили в действенную силу слова, в том числе – или, возможно, в первую очередь – стихотворного.

В этом плане интересна драматическая история (отчасти затронутая выше), центром которой является любовный треугольник и которая излагается в одной из саг. Скальд Тормод ухаживал за пригожей девушкой Торбьёрг, которая отличалась черными бровями. Он написал в ее честь красивую вису, за что получил прозвище Скальд Чернобровой. Но потом увлекся другой девушкой и подарил эту вису ей. И вот однажды Торбьёрг Черная Бровь пришла во сне к изменившему ей Тормоду и пригрозила отомстить [924] . Проснувшись, он ощутил сильную боль в глазах и почувствовал, что они «выскочат» из глазниц, если он не объявит, кому его виса предназначалась первоначально. Он, конечно, это сделал – и полностью излечился. Есть в саге и другие чудеса [925] . Однако здесь проявилась также вера скандинавов в возмездие, которое настигает того, кто совершил злое дело, несправедливость. Так же точно они верили в реальность заклятия и проклятия [926] .

В «Гимне Кэдмона» богу-хранителю и в «Речах Высокого» (ст. 145–162) перечислено более двух десятков случаев, когда применяются заклятия: от помощи при болезни или в битве до привораживания и от бесплодия до колотья в боку и нападения пчелиного роя. На самом деле таких заклятий на разные случаи было, вероятно, гораздо больше.

Путем заговора, заклятия можно было приворожить мужчину, мужа («Сага о Ньяле», гл. LXVII). Плач жены по мужу мог спасти ему жизнь (ср. плач Ярославны!). Заклятие можно было наложить, например, на захоронение, чтобы уберечь его от грабителей. Такое «заклятье великое», адресованное Земле и подземному Змею, приводится в поэме «Беовульф»: оно налагается на курган, где спрятана казна дружины, вместе с пластинами золота, которые были «достоянием кольцедарителя», т. е. захороненного там конунга (ст. 2240–2248):

Увы, это заклятие не помогло: курган был разграблен.

Интересны и, вероятно, были широко известными в свое время медицинские советы. Так, судя по «Саге о Вёлсунгах», существовали «повивальные руны», которые должны были помочь роженице, для чего их писали на ее ладонях и вокруг тела, вознося при этом молитву дисам [927] . Для лечения применяли «руны леса», которые вырезались на лыке, на листьях, стволе и ветвях деревьев [928] . А вот медицинские советы из «Речей Высокого» (ст. 136):