И еще одно соображение, существенное для понимания последующего текста этой части. В конечном счете скандинавы подразделялись на две основные категории: лично свободных и лично зависимых людей. Вторая категория находилась почти вне рамок основного правового поля. Первая же состояла из массы рядовых полноправных людей и привилегированной знати, но была объединена решающими общими признаками: лично-наследственной свободой и наличием независимого собственного хозяйства. Бонды и знать находились в сложных, противоречивых отношениях, они то противоборствовали, то объединялись. В той жизни, которая описана в сагах, эти два общественных слоя присутствуют одновременно, выступают в неразрывном единстве, так что, говоря об одном из них, невольно уделяешь внимание и другому. И так было почти до конца классического Средневековья.

Саги неоспоримо свидетельствуют, что в скандинавских обществах эпохи викингов каждый социально-правовой слой уже делился на группы с различным имущественным состоянием и общественным статусом. Изменились как отношения между слоями и группами, так и внутри их, изменился также характер социальной динамики. Все это в разной степени можно проследить по сагам, письменные тексты которых, как известно, создавались преимущественно в XIII в. Это столетие было важным этапом централизации Скандинавских государств, которая сопровождалась распространением системы постоянных налогов и оформлением сословного строя. В Норвегии этот процесс еще в XII в. вызвал вспышку гражданской войны, завершившейся победой повстанцев и приходу к власти их вождя Сверрира. Основу повстанческого движения составили бедняки, «лапотники» («биркебейнеры»), но и в нем были немало бондов. Вооруженное сопротивление, хотя и окончившееся поражением повстанцев, вызвало укрепление государства в Норвегии (см. ниже).

Мотив свободы, независимости и достоинства звучит в сагах с особенной силой, когда он касается самой многочисленной, преобладающей страты скандинавских обществ – бондов. О них уже говорилось выше, в связи с усадьбой скандинавов, но здесь, где им посвящен отдельный очерк: нельзя не подчеркнуть особенности этого слоя и его общественного положения.

Бонды – это «свободнорожденные» (ingenui) Тацита [1070] . В сагах бонды чаще всего фигурируют в сословном значении: как свободные средние и мелкие хозяева, владельцы наследственной земли, общинники, самостоятельные, полноправные, но непривилегированные люди. Это almugi или allmogen законов, что означает «общины», «деревенский люд», незнатные люди, «простолюдины». Бонд (bondi, buandi, «живущий [на земле], а также bu[n]?a и bo[n]?a рунических камней») является центральной фигурой саг, прежде всего родовых, и, соответственно, общественной жизни того времени, он – созидатель, объект и субъект обычного права. Встречается, например, в Эстгётском областном законе и соответствующее бонду наименование «карл» – общегерманское обозначение мужа и мужика.

Идет ли речь о междоусобице, или о борьбе за власть в кругу элиты, или о христианизации, или о взглядах автора текста той или иной саги на события и явления прошлого, всегда понятия «народ» и «бонды» взаимозаменяемы. И так дело обстояло не только в Исландии, где не было городов и королей (последних – до середины XIII в., когда остров был подчинен королю Норвегии); или на Готланде, где королевская власть (шведского монарха) была номинальной, но так было и в основных скандинавских обществах эпохи саг.

С формированием в Скандинавском регионе крестьянства как класса-сословия уже средневеково-феодального общества термин «бонд» стал обозначать крестьянина. И ранее всего это произошло в Дании, вероятно, уже со второй половины XII в. Но в эпоху викингов, как отмечалось выше, термин «бонд» не только сохранял три исторических значения – муж – свободный мужчина, муж-воин и муж-супруг, но и приобрел новое значение, все более распространявшееся по мере разложения родо-племенных отношений и большой семьи: хозяин-простолюдин. Если отвлечься от первых трех значений, то обнаруживается, что, с одной стороны, термин «бонд» и в сагах используется как обозначение полноправного простолюдина, «простеца», крестьянина. Но не менее частым в эпоху саг и еще в XIII в., когда основной массив саг был записан, является употребление термина и понятия «бонд» в значении самостоятельный (в разной степени) «хозяин» (o?albondi) – собственник и распорядитель своего наследственного земельного надела – одаля или арва (o?al, arv). Он хозяин всего имущества, семьи и прочих насельников своих владений, организатор жизни своего подворья, полноправный участник народного собрания и член общества.

Бонд-однодворец археологически фиксируется уже с середины 1-го тысячелетия. Например, в Норвегии отдельные дворы-гарды появляются уже в V в. Именно бонды-однодворцы составляли подавляющую массу свободных скандинавов и в эпоху саг. Бонд был основной общественной фигурой, а его подворье и внедворовые владения – основной хозяйственной ячейкой в Скандинавии того времени. Очевидно, что преобладание бондов в социальном строе означало соответственно преобладание мелкого землевладения в структуре земельной собственности, что характерно для северного Средневековья.

Как явствует из очерков о владениях и занятиях жителей Скандинавии в эпоху викингов, именно положение хозяина своего хутора делало человека бондом. В королевских главах Упландслага XIII в. бондом называют «каждого, кто ест свой хлеб». И «бондом должен быть тот, кто в состоянии поставлять продовольствие для кораблей». А кто «этого делать не может, пусть будет наемным работником». В «Саге о Греттире» (гл. XXVII) только у бондов есть право на долю туши кита [1071] , причем «они имеют преимущества перед теми, кто не живет своим домом». Итак, бонд – это самодостаточный хозяин, способный выполнять общественные обязанности.

Именно с бонда, с самодостаточного хозяина, начинался в Скандинавии того времени отсчет полноправия. Не случайно обычное право в Швеции называлось «закон бондов» (bonda lagh), причем исходя из исторического контекста этот термин следует понимать отнюдь не в смысле «закон простых людей», а в смысле «закон хозяев», закон полноправных людей. Разграничить эти употребления термина «бонд» – «простолюдин» и «хозяин» – все еще непросто, ведь и знатного хозяина в каких-то случаях называли бондом [1072] , хотя, как увидим дальше, ни размер имущества, ни уважение соседей не делало простолюдина представителем высшего, привилегированного и правящего слоя общества.