Он махнул одному из своих солдат, и тот выбежал вперед и метнул ведро керосина на огонь. Огонь взвился, и в тихом вечернем воздухе поднялся большущий столб дыма.

– Зато, генерал Шерман, – сказала мать Скриппса торжествующе, – этот столб дыма предупредит других верных дочерей Конфедерации, что вы приближаетесь.

Шерман поклонился.

– Мы должны пойти на этот риск, мэм.

Он пришпорил лошадь и поскакал, его длинные белые волосы развевались по ветру. Ни Скриппс, ни его мать больше его не видели. Странно, что он сейчас подумал об этом. Он поднял взгляд. Перед ним была вывеска:

Он зайдет и поест. Вот чего ему хотелось. Зайдет и поест. Ох уж эта вывеска:

О, эти владельцы больших закусочных знают, что к чему! Знают, как завлечь посетителей. Без всякой рекламы в «Сатудэйивнингпост». «Будьте уверены, качество проверено». Вот это дело. Он вошел.

Зайдя в закусочную, Скриппс огляделся. Он увидел длинную стойку. Увидел часы. Увидел дверь в кухню. Увидел пару столов. И горку пончиков под стеклянным колпаком. На стене висели вывески, предлагавшие разные съедобности. Это, стало быть, и есть закусочная Брауна?

– Будьте добры, – Скриппс обратился к немолодой официантке, вошедшей из кухни через маятниковую дверь, – вы мне не подскажете, это и есть закусочная Брауна?

– Да, сэр, – ответила официантка. – Будьте уверены, качество проверено.

– Спасибо, – сказал Скриппс.

Он сел за стойку.

– Пожалуйста, бобовой закуски мне и немножко для моей, вот, птички.

Он распахнул рубашку и поставил птичку на стойку. Птичка взъерошила перья и встряхнулась. Затем клюнула с интересом бутылку кетчупа. Немолодая официантка протянула руку и погладила птичку.

– Ну разве не красавчик? – заметила она и переспросила, чуть смутившись: – Ах да, что именно вы заказали, сэр?

– Бобов, – сказал Скриппс, – птичке и мне.

Официантка приоткрыла дверцу в кухню. Скриппс заметил теплое помещение в клубах пара, с большими кастрюлями и чайниками, и множеством блестящих котелков на стене.

– Свинину и трескунов, – сказала официантка буднично в открытую дверцу. – Одну для птички!

– На огне! – ответил голос из кухни.

– А сколько лет вашей птичке? – спросила немолодая официантка.

– Я не знаю, – сказал Скриппс. – Я впервые увидел ее прошлой ночью. Я шел по железной дороге из Манселоны. От меня жена ушла.

– Бедняжка, – сказала официантка.

Она капнула кетчупа себе на палец, и птичка стала клевать с благодарностью.

– От меня жена ушла, – сказал Скриппс. – Мы выпивали на железной дороге. Мы по вечерам выходили и смотрели на проходящие поезда. Я пишу рассказы. У меня был рассказ в «Посте» и два в «Даяле». Менкен пытается заполучить меня. Но я слишком умен для этих штучек. Не надо мне полицаев. С ними писатель капут [6] .

Что он такое говорил? Он разгорячился. Так не годится. Он должен собраться с мыслями.

– У меня шафером был Скофилд Тэйер [7] , – сказал он. – Я окончил Гарвард. Все, чего я хочу, это чтобы со мной и моей птичкой вели честную игру. Хватит этой Weltpolitik [8] . Уберите доктора Кулиджа [9] .

Мысли у него путались. Он знал, в чем дело. Он ослаб от голода. Этот северный воздух слишком резок, слишком суров для него.

– Слушайте, – сказал он. – Дайте мне, пожалуйста, малость этих бобов. Не люблю обжираться. Я свою меру знаю.

Дверца открылась, и появилась большая тарелка бобов и маленькая тарелочка. От обеих шел пар.

– Вот, пожалуйста, – сказала официантка.

Скриппс набросился на большую тарелку бобов. Там было и немножко свинины. Птичка радостно насыщалась, закидывая головку после каждого проглоченного боба.

– Это она бога так благодарит за эти бобы, – объяснила немолодая официантка.

– И то правда, – согласился Скриппс, – отличные бобы.

Под воздействием бобов мысли у него прояснились. Что за ахинею он нес об этом малом, Генри Менкене? Неужели Менкен за ним охотится? Перспектива так себе. У него четыреста пятьдесят долларов в кармане. Когда все выйдут, он всегда может положить конец всему этому. Если слишком прижмут его, их ждет большой сюрприз. Живым его не возьмут. Пусть только попробуют.

Наевшись бобов, птичка заснула. Она спала на одной лапке, втянув другую в перья.