До меня лишь теперь дошло, что именно происходит. Толстяк продолжал хрипеть, хотя по всем известным мне законам, должен был давно умереть. После того, как тебе проламывает череп громоздкая столешница, не выживают. Но то чужане, у рубежников были свои приколы. К примеру, пока ты не передашь хист, тебе очень трудно отдать Богу душу. Ну, или что там у нас.

— Андрей, отдай, — глухо прошептал старик.

Что интересно, чиновник даже не собирался спорить. По всей видимости, муки становились все ощутимее. Или в нем говорил уже не человек, а некая функция. Так или иначе, он протянул руку, даже не видя потенциальную жертву.

— Возьмешь?

Это не был голос, скорее набор отдельных звуков, который по какой-то случайности выстроился в слово. Мне даже показалось, что его произнес глухой, который лишь отдаленно понимал в голове, как оно должно звучать.

Несчастный чужанин оцепенел, не в силах двинуться. Я попытался поставить себя на его место. Притащили неизвестно куда, заставляют взять за руку почти мертвого человека. Да, такое себе зрелище.

— Бери! — приказал старик.

— Я не понимаю, — замотал головой чужанин.

— Мавлонов Хамза Хишанович, семьдесят восьмого года рождения, двоеженец. Одна жена с двумя детьми на родине, другая здесь. У тебя небольшая кафешка возле зоопарка, налоги не платил, просил либо переводами, либо за наличку, но тут взяли за задницу. Неофициально оштрафовали, но сказали, что так дальше не пойдет и надо будет зарегистрироваться. Но они помогут, потому что у них здесь есть свой человек. Так?

Старик не говорил — припечатывал словом без всякого остатка и надежды. И с каждым новым предложением Хамза все больше бледнел.

— Либо сейчас возьмешь его за руку и скажешь «Беру», либо я выйду за дверь и твоя жизнь в этом княжестве… в этой стране, закончится.

Вот я всегда говорил, что уговоры вкупе с угрозами работают намного лучше простых уговоров. Потому что Антон еще не закончил, а Хамза схватил умирающего за руку с такой надеждой, словно мы все находились в ЗАГСе, и чиновник просто обязан произнести: «Да».

Мне казалось, что сейчас должна была случится «искра, буря, безумие». По крайней мере, мне моя инициация помнилась, как нечто из ряда вон выдающееся. Но нет, на деле часть хиста лишь вяло втекла в Хамзу, а остальная просто вылилась наружу из умирающего чиновника. Старый рубежник умер, новый родился. Все произошло так буднично, будто ничего особенного и не случилось.

Хамза стоял наклонившись, все еще держа теперь уже труп и почему-то глядя на свою левую руку. Словно там для него могли открыться все тайны человеческого мироздания.

Старик меж тем деловито подошел к останкам стола, поднял один из листков, ручку, написал что-то и протянул Хамзе.

— Держи, езжай по этому адресу. Там расскажешь все, что случилось.

— А как же? — растерялся новоиспеченный рубежник, указав в сторону двери.

— Чужанские проблемы теперь не твоя забота. По этому адресу езжай, там скажут, что делать.

Жалко, что мне в свое время на жизненном пути не попался такой вот Антон. Правда, думал я совершенно о другом. К примеру, что ни разу не видел старых Антонов. Нет, ну серьезно, у кого-нибудь вообще был дед Антон? Это такая же редкость, как встретить человека с отчеством Артемович.

Старик проследил за тем, как Хамза уходит, после чего махнул мне. Мол, погнали.

— Придавить бы, — указал я на мертвого рубежника.

— Сейчас этот, — старик мотнул головой в сторону убежавшего Хамзы, — доедет и сюда все равно человека пришлют. Он все сделает. Пойдем.

— Я не специалист, но вроде как нельзя оставлять место преступления и все такое.

— Нет места преступления. Это несчастный случай. Хамза расскажет про стол, меня опросят, я подтвержу. Сильно разбираться не будут.

— Почему?

— Есть люди, которые если умирают, то всем становится немного легче. Алкоголики, садисты, убийцы. Я тебе скажу так, по Андрею никто горевать не будет. Его сюда и сослали, чтобы поменьше видеть. Пойдем, говорю, третий раз повторять не стану. Останешься тут и будешь беседовать с ратниками.

Вот как тут устоишь после такого аргумента? Мы выбрались из налоговой, и Антон подвел меня к старенькой «Volvo». Нет, не такой же древней, как он сам, но машина явно многое повидала на своем веку.

— Я не люблю людей, — вместо объяснений, начал Антон, когда мы устроились в авто и рванули с места. — И раньше их не любил, а когда взял первый рубец, все стало только хуже. Хист у меня такой…

Он замялся, будто бы раздумывая, сказать мне или нет. Впрочем, я думал совершенно о другом — как бы выжить после путешествия с Антоном. У меня всегда были определенные предубеждения насчет стариков-водителей. Потому что права они получали в лохматые годы и совершенно в другой стране, но вели себя так, словно с тех пор ничего на дорогах не поменялось. Или они не жили, а играли в компьютерную игру, в которой только что сохранились.