Наташу даже просить не пришлось. Она не была испуганной, скорее напряженной. Тронь — заискрится. Портал а-ля дверь продолжал справляться, хотя я чувствовал, как реликвия тянет мой промысел. Причем, отток хиста был, как бы сказать помягче, — намного стремительнее, чем можно предположить. Оно и понятно, путешествия в другие миры — занятие довольно затратное.

— Гриша! — повторил я с напором.

По виду беса стало понятно, что он был готов практически на все — бросить пить, признать целибат государственной религией, стать домохозяйкой на полную ставку — лишь бы не прыгать в импровизированный унитаз. Единственное, чему он не мог противиться — моему тяжелому взгляду. А как еще, если Царь царей поднялся от бездыханного тела Рехона и двинулся в мою сторону.

И Гриша прыгнул. Жаль, что только улетел недалеко. Продавец в магазине говорил, что это самая большая крышка с не менее внушительным ободком. Однако бес застрял ровно посередине, упершись намертво боками в пластик и закупорив проход в другой мир. Совсем как всем известный медведь, сходивший в гости.

— Хозяин! — жалобно пискнул он.

Нет, была бы под рукой бутылка подсолнечного масла, все оказалось бы проще. Но вот как-то так получилось, что именно ее и не оказалось. А Царь царей уже набирал разбег по направлению ко мне. Поэтому инстинкт выживания сработал быстрее.

Я бросил меч на Слово и вытащил оттуда портсигар, поднеся к бесу. Когда-то считалось, что этот артефакт бесполезен при путешествии в дальние миры. Но, как выяснилось, все меняется. Как только Гриша коснулся портсигара, он тут же исчез. А я бросил волшебный предмет внутрь. И уже после, схватившись рукой за ручку, а в другой руке держа Трубку с грифонихой, прыгнул сам.

Первым, кто меня встретил, оказался ветер. И не просто ветер, а именно Ветер. Пронизывающее до костей ледяное поддувало. Я утер слезящиеся глаза и осмотрел местность — пустынные заснеженные холмы, а под ними безжизненная степь.

— Это мы где, хозяин? — выбрался из портсигара бес.

— На Скугге, — ответил я. — В гостях у того, кто нас точно не приглашал.

От мороза сразу защипало щеки и нос, а нижняя губа прилипла к зубам, отчего мои слова стали совершенно неразборчивыми. Впрочем, сейчас совсем не до болтовни. Надо было торопиться спасать грифониху. А Стынь… Его я решил оставить на потом. К тому же, на горизонте невозможно было хоть что-то рассмотреть за непроглядной метелью. Вдруг пронесет…

Я не торопился поднять крышку-дверь с земли, чтобы сделать еще один прыжок. На этот раз куда-нибудь в сторону Мальдив или Кубы. Сюда мы, видимо, переместились потому, что подсознательно я хотел убраться из своего мира и заодно думал о месте, где будет не так жарко — ключ слишком жег мне руку. Вот только кое-что изменилось.

Теперь реликвия не подавала признаков жизни. Точнее, я чувствовал слабое течение хиста внутри артефакта. Что интереснее всего, когда я первый раз взял ключ, он сразу же будто активировался, значит, накачать его своим промыслом не вариант. Видимо, у реликвии есть определенное время для восстановления. И теперь мне придется его ждать.

Не скажу, что меня это порадовало. Потому что локация, в который мы оказались, была максимальна далека от комфортного времепрепровождения. Если не сказать большего. Хотелось забиться в какую-нибудь сухую пещеру, развести пионерский костер и накрыться кучей одеял, а не вот это вот все.

Пока же я, стараясь не думать о возможном обморожении, позвал Кусю, надеясь, что с момента перемещения в Трубку она не потеряла сознания. И тут мне, наверное, повезло в последний раз. Все-таки зелья удачи было выпито столько, что я не удивлюсь, если после всего произошедшего мне на голову рухнет какая-нибудь скала целиком.

Впрочем, по поводу везения я поторопился. Куся вывалилась наружу и неподвижно замерла на припорошенной снегом каменистой земле. Кровь продолжала покидать ее тело, потому скоро белоснежный ковер под грифонихой заалел. Будто кто-то рассыпал переспевшую рябину, которую затем растоптали толстенными каблуками.

Со времени моей инициации и последующей жизни рубежником я усвоил одну простую истину — никогда нельзя сдаваться. Пока ты дышишь, ничего не кончено. Сейчас мы подлечим Кусю, и… пусть как новенькая она не станет, но все обойдется. Лично я в подобное искренне верил.

И именно в этот момент пришло понимание, что, наверное, действительно начался откат по удачливости. Потому что я положил ладони на грифониху и за пролетевшее мгновение сразу все понял. Но прежде ощутил ее хист, наверное, самый необычный из всех, какие приходилось видеть. Он походил на густой апельсиновый сок с плавающей в нем мякотью — яркий, насыщенный, плотной консистенции. Сейчас весь промысел пытался тщетно залатать рану, нанесенную Тугариным, но не надо было быть даже рубежником и разбираться в хисте, чтобы понять — ни хрена из этого не получалось. Все потуги волшебного иммунитета сводились к тому, что могли лишь отсрочить приближение костлявой, не не помешать встрече с нею.