Миссис Аткинсон штудировала бумаги, таблицы, расчеты процентов, графики, статистику и спрашивала себя, как же этот институт дошел до такой опасной утраты доверия. Нового председателя Комиссии ведущие европейские СМИ заранее увенчали пышными лаврами, однако выиграла от этого не Комиссия, выиграл Европарламент, чей авторитет вырос почти на 5 процентов. Впервые в истории председатель сумел реализовать женскую квоту, причем не только среди членов Комиссии — теперь двенадцать из двадцати восьми еврокомиссаров были женщины, — но и на уровне руководства гендиректоратами, где доля женщин составляла теперь без малого 40 процентов. Она и сама получила от этого выгоду, что, как она говорила, могла признать, не ставя под вопрос свой престиж, — напротив, именно благодаря последовательной реализации означенной квоты миссис Аткинсон обошла совершенно некомпетентного карьериста Джорджа Морланда, эту скотину, которую сперва прочили на ее теперешний пост и которая теперь шныряет вокруг и изображает ее в карикатурном виде как типичный пример идиотизма квоты. До нее дошли слухи, что он твердит, будто она настолько холодна, что сама страдает из-за своих холодных рук и потому всегда сидит за столом с огромной муфтой — мол, что вы хотите, женщина!

Пожалуй, подобная выдумка говорит об этом интригане всё: ассоциируя ее с огромной муфтой, он однозначно демонстрирует типичный для мужской половины британского высшего общества страх перед вагиной.

Миссис Аткинсон изучала маркетинг и менеджмент в Европейской школе бизнеса в Лондоне и с блеском закончила ее, защитив работу «по контраиндуктивному маркетингу». И прикидывала, не стоит ли нейтрализовать интриги мистера Морланда, превратив эту басню в наступательное оружие и сделав муфту своим логотипом, огромную, гигантскую муфту, тем самым морландовская карикатура лишится остроты, а одновременно подкрепит логотип. По сейчас ее занимало совсем другое. Она спрашивала себя, почему и этот успех, женская квота, этот четкий сигнал насчет шансов женщин на континенте, не улучшил имидж Комиссии. Доля женщин в Европарламенте составляла лишь около 35 процентов, однако авторитет Парламента возрастал, в том числе у избирателей-женщин всех возрастов, что, в общем, нормально, тогда как авторитет Комиссии падал, и это загадка, проблема, так что ее задача теперь — остановить и перенаправить эту тенденцию. Каковы критические пункты, какова причина скверного имиджа Комиссии? Шаблоны. Предрассудки. Всегда одно и то же. Нехватка демократических полномочий, засилье бюрократии, одержимость урегулированием. По ее мнению, весьма характерно, что никто не критиковал собственно задачи Комиссии, вероятно, людям они были попросту неизвестны. «Вмешивается в вопросы, которые лучше регулировать на национальном уровне» — 59 процентов, но с тем, что Комиссия «плохо выполняет свои задачи» или «очень плохо», соглашались в целом лишь около 5 процентов. В этом противоречии необходимо разобраться. Она спросила себя, почему никто из ее предшественников не критиковал метод опросов Евробарометра и не добился изменений. Если людям предлагают пометить крестиком фразу «Вмешивается в вопросы, которые лучше регулировать на национальном уровне», то определенный процент именно так и сделает. Ох уж эти господа Совершенно-Верно, идиоты А-Я-Что-Говорю! Но если сформулировать иначе, записать, что Комиссия защищает граждан от несправедливостей, возникающих в силу различий национальных юридических систем, то результат сразу окажется совершенно другим.

Миссис Аткинсон поняла: ее задача определенно не в том, чтобы улучшать имидж ЕС, она должна целенаправленно заботиться об имидже Еврокомиссии. И придумала, как это осуществить, часом позже, подогретая шампанским «Шарлемаиь брют». Ведь в тот миг дверь кабинета распахнулась, и вошла Катрин, ее секретарь, с тортом, на котором горели бенгальские огни, а сквозь дым и звездочки искр миссис Аткинсон увидела — в самом деле! — за Катрин вошел председатель, а следом все новые и новые люди, ее комиссар, директора, референты, весь ее секретариат, распевая «Happy Birthday» [15] .

У нее же нынче день рождения, круглая дата. Ах да. Она не придавала ему значения. Муж находился в Лондоне. Дочь — в Нью-Йорке. Оба коротко поздравили ее по телефону. А друзей, с которыми ей хотелось бы отпраздновать, у нее в Брюсселе пока не было. И вот пожалуйста — она в центре внимания. Сюрприз. Председатель сказал речь. Несколько слов. Отнюдь не формально, очень лично, плюс легкий намек на ее имидж — и все рассмеялись. Люди, с которыми она только здоровалась — третий, четвертый, пятый этаж, — улыбались ей, в бокалах пенилось шампанское, все со звоном чокались, ее целовали в щеку, пожимали локоть, похлопывали по плечу, люди, которые не знали о ней ничего или знали очень мало, выказывали ей симпатию или готовность к симпатии, комиссар поднял бокал, сказал, как он рад, что у него в команде такая компетентная и вообще замечательная сотрудница, на столь важном посту, как хорошо, что существует квота, он лично за женскую квоту в 99 процентов, сам-то, понятно, не хочет потерять работу, но вообще был бы очень рад, если б имел под началом одних только женщин… Мужчины засвистели, женщины закричали: «Мачо! Мачо!», все рассмеялись, и миссис Аткинсон разрезала торт, стоявший теперь на документе Евробарометра на письменном столе, крошки и крем на статистике, пепел бенгальских огней на могиле европейского настроения.

И вот она опять одна, все вернулись к работе, а она стояла у большого окна в кабинете, смотрела на улицу Луа, на вереницу ползущих внизу темных автомобилей, поблескивающих от измороси, растирала руки, то тыльную сторону одной, то другой, массировала и разминала пальцы, длинные, хрупкие, порой внезапно терявшие цвет, становившиеся белыми и бесчувственными. Потом опять села за стол, что-то в ней работало, она ждала, когда мысли наберут четкости, рядом стоял недопитый бокал шампанского, она отпила глоточек, подумала, допила до дна. Размяла пальцы и ввела в Гугл: «Основание Европейской комиссии». Собственно говоря, когда у Комиссии день рождения? Существует ли что-то вроде дня рождения Комиссии? День основания? Вот она, идея: недостаточно продавать как можно лучше ежедневную работу Комиссии, нужно ее возвеличить, сделать так, чтобы люди поздравили ее с тем, что она есть, нужно ее чествовать, а не просто выклянчивать одобрение, исправлять шаблоны да опровергать слухи и мифы. Надо поставить в центр Комиссию, а не рассуждать о ЕС, абстрактно и обобщенно. По сути, что такое ЕС? Различные учреждения, каждое из которых варит собственный супчик и представляет те или иные интересы, но если все в совокупности имеет смысл, то лишь потому, что существует Комиссия, отвечающая за все в совокупности. Таково ее мнение. Необходимо создать ситуацию, в которой Комиссия радостно займет центральное положение, как именинница, принимающая поздравления. Итак, когда же у Комиссии день рождения? Непростой вопрос. День основания Комиссии ЕЭС [16] или дата создания Европейской комиссии в ее нынешней форме после Договора слияния [17] ? В первом случае Комиссии через три года стукнет шестьдесят, во втором — через два года пятьдесят. Пятьдесят ей нравится больше. Удобнее продать. А если сопоставить с человеческим возрастом, то в полном соку, во всеоружии опыта, но переход в утиль еще не начался. К тому же два года — разумный срок для превосходной подготовки, тогда как три года порой слишком долго, мало ли что может произойти.

Она продолжила поиски. Юбилеи уже были? Да. Беспомощные, унылые торжества с бесцветными речами, чествованием предшественников, чуточкой фимиама по адресу первых ласточек на пути к ЕС, пятьдесят лет Римского договора, шестьдесят лет создания Европейского объединения угля и стали — кого это интересовало? Да никого. А чего ожидали, когда рассказывали скептикам и противникам ЕС, как замечательно, что было создано ЕОУС? Это ведь вроде как поздравить страдающего деменцией дедулю с тем, что в свое время он был в полном рассудке, — а внуки знай себе давным-давно делали все совершенно по-другому.

На стеклянном столике возле дивана Грейс Аткинсон заметила откупоренную бутылку шампанского. Там еще оставалось немножко вина. Она налила себе, выпила. И в приподнятом настроении решила разослать мейл в несколько отделов, от которых, как ей казалось, можно ожидать интереса к ее плану, поддержки и идей. Лучше сперва неформально привлечь сотрудников на свою сторону, а уж потом можно начать и формальную процедуру. Большое торжество по случаю грядущего 50-летнего юбилея Еврокомиссии, писала она, представляется ей возможностью поставить в центр общественного внимания задачи и достижения этого института, укрепить его corporate identity [18] , улучшить его имидж, весело отпраздновать круглую дату и таким образом выйти из обороны.

Она удалила слово «весело», потом опять вставила, кивнула, речь-то именно об этом, растерла руки и взяла быка за рога. В строке «тема» написала: «Big Jubilee Project — конец нытью».

Вот такова была идея миссис Аткинсон. Первой откликнулась Фения Ксенопулу — и быстро перехватила проект. Он относился к культурному ведомству, считала Фения, без вопросов. Это шанс, которого она ждала, чтобы очутиться на виду. А Мартин Зусман станет шерпой-носильщиком, который потащит на себе все бремя проекта.