— Даже если бы вам удалось бросить меня в отеле, пока вы читаете, а потом забрать перед вечеринкой, неужели вы думаете, что меня никто бы не спросил, как мне понравились чтения?

На чтения она бы приехала и так. Узнай она, что Леон Поузен читает в Айова-Сити, тут же села бы в автобус и приехала. А Кумар впервые в жизни пренебрег бы своими обязанностями редактора юридического обозрения и поехал бы с ней. Этого-то Лео Поузен и не понимал.

— Еще вам могли сказать: «Господи, сегодняшним чтениям конца не было». И к слову, я вас не бросать собирался на время чтений, а спасать от чтений. Мной двигала вежливость.

Франни улыбнулась, а Лео Поузен посмотрел на часы, а потом вытянул шею в сторону Рэй. Она смеялась с новыми посетителями у другого конца стойки, решительно повернувшись к Лео и Франни широкой кормой.

— Скажите как профессионал — чем бы эдаким привлечь внимание бармена, если торопишься?

— Пригласить бармена с собой на чтения, — сказала Франни. — Срабатывает железно.

Он задумчиво постучал по циферблату своих часов, словно решая, верить Франни или нет.

— Просто хорошо было бы пропустить еще по одной перед уходом.

Франни придвинула к нему свой стакан. Столь заботливо сделанный лед только начал таять, смягчая «Дьюарс» водой из древнего источника, разлитой по бутылкам во Франции.

— Я вообще-то не пью, — сказала она. — Просто делаю вид. Когда-то я обнаружила, что так больше нравлюсь людям.

Лео взглянул на стакан, потом на Франни.

— Господи, — сказал он. — Да вы волшебница.

В коридоре возле их квартиры стоял незнакомый велосипед; по идее, там нельзя было оставлять велосипеды, но, конечно, одного велосипеда было недостаточно, чтобы Джанетт насторожилась. Она открыла дверь — пакеты с покупками оттянули руки, в потяжелевших за четыре лестничных пролета пальто и сапогах было очень жарко, — и увидела, что на диване сидит ее брат и держит на коленях ее сына.

— Смотри, кто к нам пришел! — сказал ее муж.

Фоде обнял Джанетт, забыв от радости забрать у нее покупки. Бинту, их няня, кинулась избавлять ее от пакетов, потом помогла ей высвободиться из пальто. Эти двое вечно обращались с Джанетт, словно она — королева Уильямсберга.

— Элби?

Никаких сомнений — это ее брат, но до чего же отличался этот мужчина от того мальчика. Волосы Элби, когда-то очаровательные, вечно спутанные темные кудряшки, были теперь заплетены в толстую косу, такую длинную, что Джанетт задумалась, стригся ли он хоть раз с тех пор, как они расстались. И в кого он такой скуластый? В семье поговаривали, будто у матери в роду были индейцы мэттапони. Быть может, мэттапони возродились в младшем ребенке Казинсов. Элби, похоже, нравилось быть индейцем.

— Мой маленький дикарь, — приговаривала Тереза, когда он с воплями носился по дому.

И вот он, пожалуйста, — стройный, как лезвие ножа, тихий, как удар ножом.

— Сюрприз, — констатировал Элби. — Для меня сюрприз — оказаться у тебя в гостиной. Для тебя сюрприз — увидеть меня тут. — Потом добавил таким тоном, будто главный сюрприз заключался именно в этом: — У тебя ребенок.

Дайо — тот самый ребенок — ухватился за дядюшкины волосы, точно за канат. Он посмотрел на мать и заулыбался во весь рот, показывая, как он рад ее возвращению и как ему нравится их необычный гость.

— Шарф, — спохватилась Бинту и принялась разматывать полоску влажной шерсти с шеи Джанетт.

Она сняла с Джанетт шапку и стряхнула растаявший снег. На дворе стоял февраль.

Джанетт повернулась к мужу.

— Это мой брат, — сказала она, словно это Фоде только что вошел в дом, а не она.

То, что Элби сидел теперь у них в гостиной, было невероятно — это все равно, что натолкнуться на давно потерянного родственника в аэропорту или на похоронах.

— Я увидел его на улице! — сказал Фоде. — Он ехал на велосипеде от нашего дома, а я возвращался с работы.

Элби кивнул, подтверждая эту удивительную историю:

— Он бежал за мной. Я думал — псих какой-то.

— Нью-Йорк, — сказала Бинту.

Чувства переполняли Фоде, он еще вздрагивал от бодрящей свежести пережитого.

— Да, но я кричал тебе: Элби! Элби! Откуда психу знать, как тебя зовут?

Джанетт хотелось только одного: выйти на пять минут в коридор и привести мысли в порядок. В комнате было слишком тесно: на диване, будто гости, сидели Элби и Дайо, а она, Фоде и Бинту продолжали стоять. Интересно, они тоже только что вошли или какое-то время ждали ее? Много ли она упустила из их разговора?

— Ты просто ехал себе по улице? — спросила она Элби.

«Из всех улиц на свете ты выбрал мою?»

— Я приехал повидаться с тобой, — ответил он. — Позвонил в дверь, — пожал он плечами, словно говоря: я, по крайней мере, попытался.

— Только он звонил не в ту дверь, — сказала Бинту. — У нас ничего слышно не было.

Джанетт повернулась к мужу. Все это не укладывалось в голове:

— Как же ты его узнал?

Фотографий Элби у них в квартире не было, и Фоде никогда с ним не встречался. Джанетт попыталась припомнить — когда она сама в последний раз видела брата? Когда он садился в автобус до Лос-Анджелеса. Ему было восемнадцать. Целую вечность назад.