«Странное ощущение, — вновь подумала Стася, — похоже, что у меня сейчас и головы-то нет, а мысли есть.»

Откуда-то из подсознания вынырнула фраза: «Я мыслю, значит я существую*»

(*Не точный перевод философского утверждения французского философа, математика и естествоиспытателя Рене Декарта)

И это немного успокоило Стасю. Прекратив слушать себя, он попыталась услышать о чём идёт разговор между Кайзером и фон Шнафтом.

— Она жива, просто не в себе, — говорил кайзер фон Шнафту

Судя по выражению лица Отто фон Шнафта, его такое объяснение, мягко говоря, не очень устраивало, но что-либо резкое говорить своему королю он не мог.

— Почему она не приходит в себя? — видимо, не в первый раз спрашивал фон Шнафт Кайзера

Тот терпеливо отвечал:

— Отто, я же уже говорил тебе, чтобы избежать воздействие того, что было в сфере у Шаховского, противоядие надо было принять раньше. По твоим словам, княжна вдохнула обе смеси сразу, именно поэтому то, что с ней произошло я пока не могу объяснить.

Кайзер взглянул на одного из самых верных своих людей, тяжело вздохнул, и попытался объяснить ещё раз:

— Отто, возможно нужно время

— Она уже неделю в таком состоянии, Ваше Величество, — проговорил Отто фон Шнафт, еле сдерживая раздражение.

Кайзер, который точно знал, что фон Шнафт никогда не выходит из себя удивлённо приподнял бровь:

— Отто, надо ждать

Стася, которая находилась здесь, но не понимала, где точно, подумала о том, что неделя — это действительно много, но, если кайзер говорит, что она жива, значит так оно и есть.

Внезапно её слух привлекло знакомое имя.

…Голицын, — закончил какую-то фразу кайзер Вильгельм

«Андрей Васильевич,» — подумала Стася…и оказалась в доме у князя Голицына.

«Ничего себе, я крутая портальщица,» — весело подумала княжна и вдруг увидела князя, который сидел за столом совершенно неподвижно, глаза его были затянуты какой-то белой пеленой.

— Ты не портальльщица, а привидение, — прозвучал знакомый и почти родной голос Андрея Васильевича в Стасиной голове

«Я мыслю, значит я существую, — попыталась возразить Стася

Но Андрей Васильевич тут же ответил:

— Существование не является формой жизни, Стася Вадимовна, а тебе надо жить, а не существовать

— А что делать? — растерянно спросила Стася

— Вспоминать, — строго произнёс учитель

И Стася начало вспоминать. Это оказалось не так просто. Она с ужасом поняла, что совершенно не помнит, что с ней произошло.

— Почему, — спросила Стася у Голицына

Было немного странно видеть, что Голицын сидит и не шевелится. А голос в её голове звучал полный эмоций и интонаций.

— Потому что люди не помнят свою смерть, — ответил ей Андрей Васильевич

— Я умерла? — с ужасом осознала Стася

— Ой, да что ты так переживаешь, в первый раз что ли? — теперь голос Голицына звучал насмешливо.

— Но я не могу умереть, — произнесла Стася, — на мне ответственность

— Тогда вспоминай, — снова сказал Голицын, помолчал пару мгновений и добавил, — вспомнишь, придёшь в себя.

И Стася стала вспоминать.

Это было очень странно. Она вспомнила всю свою жизнь до того момента, как приняла ответственность и стала княжной Романовой. Она вспомнила детство во дворце, и воспоминания были…её. Это она играла сёстрами, она гуляла по саду она училась вышивать. Она вспомнила, как ей впервые удалось увидеть своего жениха, Петра Ренина. Взрослый, высокий, красивый.

— Всё не то, — снова строгий голос Голицына в голове, — вспоминай

Стася тщетно пыталась вспомнить что-то ещё. В голове почему-то прочно засел, освещённый солнцем сад в императорском дворце под Острогардом. Розовый куст, присыпанные гравием дорожки и вдруг крик матери: — «Алёша!»

— Вспомнила! — крикнула Стася, — я вспомнила. У меня есть брат. И я должна его спасти.

— Молодец! Но мало, — сказал Голицын, — вспоминай

Почему-то Стася увидела поезд. Она стояла с каким-то симпатичным молодым мужчиной на платформе.

Вдруг раздался клёкот, словно кричала раненая птица. Птичий крик был таким громким, что Стасе хотелось прикрыть уши руками.

— Кто это так кричит? — спросила она Голицына

— Это беркут, — ответил князь

— Кирилл, — вдруг вспомнила Стася имя парня, с которым стояла на перроне

Но больше пока ничего не вспоминалось, и она по-прежнему была здесь, во временной петле у Голицына.

— Ты не здесь, — сказал Андрей Васильевич и Стася вдруг поняла, что он сильно устал

— Вам плохо? — спросила она