— Ты сама всё это сделала? — спросил я, удивлённо оглядывая чудесный пикник.

— Конечно, — улыбнулась она и устроилась рядом, уютно свернувшись калачиком. Но долго усидеть на месте Шелли не могла — слишком много энергии было в этой женщине. Она тут же вскочила и подтянула ближе корзинку с припасами. — Рита сказала, что настала моя очередь немного побыть с тобой наедине. Пикник — это её идея, а я просто всё воплотила.

— Ты тоже много работаешь, дорогая, — тепло сказал я, заправляя выбившуюся прядку волос за её ушко. — Медвежий угол сильно изменился. Здесь стало уютно, ухоженно — и в основном благодаря тебе.

— Ты преувеличиваешь, — кокетливо отмахнулась Шелли и вытащила из корзинки странную ягоду — на вид как недозревшая клубника. Она поднесла её к моим губам.

Я послушно откусил кусочек, и терпкий сок тут же брызнул в рот. Губы приятно защипало от легкой кислинки, особенно когда Шелли провела ягоды по ним.

— Ммм… — протянул я, наслаждаясь неожиданным вкусом.

— Работы ещё много, — делилась она своими мыслями. — До холодов нужно закончить ремонт в доме, но и про удобство, и про красоту забывать не стоит.

Шелли улыбнулась и доела оставшуюся половинку ягоды.

— Тебе здесь нравится? — спросил я, потянувшись к бутылке вина, которую она заранее приготовила. — Знаю, мы почти всё время проводим в Медвежьем углу. Но если захочешь, можем чаще ездить в Александрийское поместье.

— О, здешние сквозняки сводят меня с ума, — с притворной серьёзностью закатила глаза Шелли, а потом попыталась отобрать у меня бутылку.

Я, смеясь, поднял её повыше, не давая схватить, и наклонился к ней, аккуратно подцепил пальцами подбородок, чтобы напоить её прямо из своих рук.

— Нет, серьёзно, — сказал я, глядя ей в глаза. — Хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно. Где бы мы ни были.

Шелли беззаботно рассмеялась и сделала ещё несколько глотков, глядя на меня с нежностью.

— Мне здесь хорошо, — призналась она, и в её голосе прозвучала лёгкая нотка удивления. Видимо, для неё самой это было неожиданно — ведь всю жизнь она провела в роскоши.

Но стоило ей упомянуть Александрийское поместье, как я заметил, как она машинально завела руку за правое плечо. Этот жест был ей привычен: шрам, оставленный после встречи с Бёрнсом, давал о себе знать каждый раз, когда в памяти всплывали тяжёлые моменты.

Я осторожно взял её руку в свою.

— Что ты хочешь сделать с ним? — спросил я тихо.

— С чем? — Шелли моргнула, словно вынырнув из тяжёлых воспоминаний.

— С Александрийским поместьем, — пояснил я. — Мы не обязаны его держать, если оно причиняет тебе боль.

— Но это очень ценная собственность, — словно на автомате ответила она, будто никогда раньше не думала о продаже.

— Мне всё равно, сколько оно стоит, — сказал я твёрдо. — Если оно тянет тебя назад, мы избавимся от него.

Шелли провела ладонью по моей щеке.

— Это уже не больно, правда, — сказала она мягко. — Вы с Ритой сделали для меня больше, чем кто бы то ни было. Вы помогли мне залечить раны, которые оставил Адлер.

Она замолчала на мгновение, словно подбирая слова.

— Медвежий угол — мой дом, теперь и навсегда. А Александрийское поместье… Это хороший актив. Может, когда-нибудь мы захотим начать новое дело. Я не уверена, что хочу продолжать путь, который мне навязал отец. Думаю, жеребенок Победы и Метеора будет последним. Но у этого места есть потенциал. Его просто нужно правильно использовать.

— Сделаем, как скажешь, — коротко поцеловал ее в губы.

— Хорошо, — она с благодарностью посмотрела мне в глаза и несколько раз легко коснулась губами моей шеи.

Я только начал расслабляться и получать удовольствие от ее ласки, как Шелли вдруг оживилась, ахнула и отвернулась к корзине.

— Ты просто обязан это попробовать! — с заговорщицкой улыбкой она вытащила небольшой сверток.

Развернув его, Шелли достала на свет мой любимый перекус: ломтики поджаренного мяса, тягучий плавленый сыр, маринованные корни ясеня — и все это на хрустящем ломте хлеба.

— Ты приготовила бутерброды! — обрадовался я, беря у нее угощение и откусывая солидный кусок.

— Специально для тебя, — с гордостью ответила она и достала второй бутерброд для себя.

— Это ты хорошо придумала, — похвалил я, быстро управившись со своей порцией.

— Угу, — протянула она, откладывая свой бутерброд в сторону. — Но я подумала и о других вещах.

— И о каких же? — спросил я, довольно усмехаясь, когда она, кошкой, подползла ко мне на коленях и уютно устроилась рядом.