— Отбросов нет, сестрица, — развел я руками. — Есть кадры.

— Кадры? — она наморщила лоб. — Это еще что такое?

— Или, лучше сказать, полезные люди, — поправился я. — Служанку толковую к ним пошлешь. И вот еще что! Ни одна новость не может быть принята на веру, если ее принес один человек. Все, что попадает ко мне, должно быть перепроверено. А если весть слишком важна, то ты говоришь, что это слух, и что пока не ручаешься за его достоверность. Поняла, сестрица?

— Поняла! — Кассандра посмотрела на меня как-то странно, а потом выдавила из себя. — Знаешь, кого ты напоминаешь мне сейчас? Батюшку покойного. Он именно так всегда и говорил. Жаль только, к концу жизни сильно ошибся. Не поверил мне.

— Государь, — Филон просунул голову в дверь. — Царица почтительно просит вас прийти к ней. Родила она.

— Пошли, Кассандра! — вскочил я.

Измученная родами Креуса, бледная, и искусанными губами, лежала в душной комнатушке, где кислорода, по-моему, не осталось вовсе. Окошки, и без того крошечные, заткнули тряпками, а тяжелый чад от тлеющих жаровен живо напомнил мне сауну. Жена смотрела на меня виновато и, по-моему, даже плакала только что.

— Все хорошо, царица? — спросил я ее, присев рядом. — Где ребенок-то мой?

— Унесли, — голос Креусы дрогнул, а по щеке прокатилась одинокая слеза. — Прости меня, господин мой. Не вышло у меня ничего. Я в следующий раз лучше свой долг исполню.

— Да что случилось-то? — не выдержал я. — Кого ты родила? Ребенок здоров? Почему унесли?

— Здоров, — отвернулась Креуса, стыдливо смахивая слезу. — Дочь я родила. Прости! Прости! Я еще много крепких сыновей тебе рожу. Клянусь! Не получила я благословения Великой Матери. Видно, малы мои жертвы были.

— У меня дочь? — не на шутку обрадовался я. — Так это же хорошо!

— Как хорошо? — непонимающе посмотрела на меня жена. — Дочь — это плохо! Долг царицы — сыновей-воинов рожать своему господину. Дочерей пусть рожают наложницы.

— Слушай, — поморщился я, — ты думай, как знаешь, а я рад. Я всегда дочь хотел.

— Да как же так! — Креуса, мир которой только что рухнул, совершенно растерялась.

— Да вот так! — пояснил я и повернулся к рабыням. — Бегом! Несите сюда мою дочь. И окна раскупорьте. Тут дышать нечем.

— Я сейчас! — Креуса начала подниматься с ложа, но я прижал ее к подушке.

— Ты с ума сошла! Лежать нужно пару дней. Кровью истечешь! Лед бы приложить, да где бы его тут взять…

— Да как же… — в очередной раз Креуса посмотрела на меня с тупым недоумением. Она не понимала, что происходит. Да и остальные не понимали тоже. В родах умирало несметное количество женщин, особенно тринадцатилетних девчушек, которых сбывали с рук сразу же как только они начинали ронять свою первую кровь. И это считалось делом более чем обычным.

— Елки-палки, — покачал я головой. — Как все запущено-то. Ни асептики, ни антисептики. Мне Рапану врача из Египта обещал, да что-то все никак. Дикое время! Вот ведь угораздило меня. И этим придется заняться.

— Вот, господин! — рабыня протянула мне крошечный красный комочек, замотанный в полотно.

Я взял дочь на руки, подержал немного и передал ее Креусе, которая тут же приложила ее к груди.

— Как же нам ее назвать? — задумался я.

— Как будет угодно моему господину, — в первый раз за сегодня улыбнулась Креуса. — Ей любое имя подойдет. Она ведь дочь прославленного отца.

— Дочь прославленного отца… Или слава отца…что-то знакомое, — я перевел эту фразу на ахейский. — Ну, конечно же! Клеопатра! Я назову тебя Клеопатрой, дочь моя.

Год 2 от основания храма. Месяц второй, называемый Дивойо Омарио, богу Диво, дождь приносящему, посвященный. Февраль 1174 года до н.э. Сифнос.

— Не Парфенон, но сойдет!

Это была первая мысль, что пришла мне в голову, когда все леса с храма были сняты, а на кровлю уложен последний лист свинца. У меня железа мало, а вот этого металла как дерьма за баней. Его вместе с серебром выплавляют.

Приземистый, тяжеловесный храм был слегка похож на классические образцы, но именно что похож. Ему недоставало той ажурной легкости, устремленной к небу, что получалась у более поздних греков. Да и крошечный он, едва ли метров на сто квадратных, если вычесть колоннаду. Потому-то и управились так быстро. Сотни людей трудились здесь бесплатно, приходя известку мешать и таскать камень, оставив мастерам лишь тонкую работу. Они хотели прикоснуться к великому, вкусив божественной благодати.

И вроде бы ничего особенного, а с другой стороны, тут и такого ни у кого нет, а потому стоявший рядом со мной Анхер раздувался от гордости и имел на это полное право. Это он привнес в архитектуру святилища египетские мотивы, сделав здание чуть более основательным и кряжистым, чем мне бы хотелось. Нет, храм по-своему даже красив. Он, вынесенный на каменный язык узкого мыса, обнимающего гавань, внушает немалый трепет. Храм прекрасно виден с моря. Это ведь дом бога. Сам Посейдон-Поседао живет здесь. Тот, кто не верит, может пришвартоваться в порту, заплатить пошлину, расторговаться на рынке, потому что без сифносской монеты здесь делать нечего, а потом зайти в храм и убедиться в этом лично.