Друзья уверяли его, что с помощью Геральда они смогут вернуть все проигранные деньги и доброе имя Джафа, эти же слова юноша повторил перед отцом, то бледневшим, то красневшим от гнева. «Лучше бы я молчал»,- думал юноша, когда собственный отец вытолкнул его на улицу после новостей о походу на Бойню. Вовсе не было больно, не было даже обиды, было лишь чувство вины при виде бледного лица матери, появлявшегося из-за плеча отца. Джаф угрюмо брел по улице, вспоминая это лицо. Он мог заявиться в гости в любой дом, где ему были бы рады, но сейчас ему больше всего хотелось одиночества. Желание это не проходило даже когда палящее солнце скрылось за синим пологом сумерек. Джаф всё бродил по Золотой улице, как попрошайка, от бедняка его отличало только богатое одеяние с гербом дома, но в темноте эти мелочи стали незаметны. В безлунную ночь казалось, что по улице, шатаясь и спотыкаясь, идёт бедняк, который всю жизнь таскал корзины с камнями. Именно так о нём думали случайные прохожие, которых Джаф не замечал. Зато те его заметили. Несколько рослых мужчин и женщина, схватившие его быстрее, чем он успел почуять неладное. В следующую секунду на его голову был накинут мешок, а руки связаны за спиной. Это мгновенно отрезвило юношу, но слишком поздно – сопротивляться было бесполезно, кричать тоже, за любую попытку юноша получал болезненный удар под ребра или укол стилетом в ногу или руку.

«Работорговцы»,— думал Джаф. Вряд ли им удастся куда-нибудь продать его, в городе нет человека, который не знал бы самого Джафа или его отца, так что юноша мог надеяться, что ситуация сложится в его пользу, и его не только не продадут, но ему ещё и заплатят за то, чтобы он забыл о «недоразумении». Такой вариант обнадеживал, и Джаф уже не пытался вырваться или позвать на помощь, он был уверен, что работорговцы проиграли в тот момент, когда решили напасть на него. Теперь трудно было сдержать довольный смех и изображать жертву, юноше не терпелось увидеть покупателя. Он чувствовал, как его ведут по узким проулкам, через задний двор, по узкой лестнице с высокими ступеньками, мимо шумных комнат, где веселились гости. «В кабинет хозяина»,— безразличным голосом сказал слуга. Вновь ожидание. Работорговцы начали тихо переговариваться между собой.

— Он вроде крепкий,— сказал один, похлопав Джафа по плечам так, что тот чуть не свалился.

— Хватит!— прикрикнул на него второй.— Уже полгода работаем, а ты никак не успокоишься

— Привычка…

— Они на «Бойню» любой сброд купят, а потом превратят их в псов. Им не важно, какого дохляка ты им принесешь, хоть однорукого чахоточного, и за него «спасибо скажут».

— Этот требовательный.

— Этому больше всех плевать на своих рабов.

— Что есть, то есть,— прервал их третий голос. Вошедший в комнату человек прошел мимо Джафа и встал перед работорговцами.— Покажите.

Мешок убрали, сперва юноша не мог ничего разглядеть, свет свечей был недостаточно ярким, а затем увидел знакомое лицо.

— Ваша Честь,— с легким удивлением произнес он. Судья ничего не сказал. Он отложил несколько золотых монет в черный мешочек и передал его торговцам. Те принялись раболепно благодарить старика, называть его своим благодетелем и так смешно желать ему всевозможных благ, что Джаф не мог не усмехнуться. Когда они вышли, Судья приказал закрыть двери кабинета и канцелярским ножом разрезал связывавшую руки Джафа веревку.

— Спасибо, Ваша Честь, Вы оказали мне огромную услугу. Мой отец будет Вам безмерно благодарен,— торопливо заговорил Джаф. В такой ситуации лучше было не заикаться о выкупе, если уж судья покровительствует работорговцам, то лучше соблюдать осторожность.

— Пожалуйста, Джаф,— сказал старик, крепко сжимая плечо юноши.— Удивительно, что ты попал к моим знакомым.

— Совпадение,— пробормотал юноша, пытаясь высвободить руку. На улице послышались крики. Джаф прислушался, а Судья хрипло рассмеялся.

— Представляешь, их поймали. А завтра их осудят за убийство. Я сам буду выносить им приговор.

— Кого они убили?— спросил Джаф, в его душе зародилось дурное предчувствие.

— Тебя,— сказал старик и несколько раз полоснул ножом по лицу юноши. Джаф закрыл лицо руками, тут же окрасившимися в красный, и повалился на пол, как подкошенный. Он чувствова, как по краям ран собирается кровь и стекает на пальцы и на пол. Он выл, как дикий зверь, но совсем не от боли.

«Ты хотел покорить «Бойню»,— слышался далекий голос Судьи.— Как пожелаешь. Конда обучит тебя. Как бы тебя назвать?— он поддел тело юноши ногой и перевернул на спину, всмотрелся в окровавленное лицо.— Леон. Звучит вполне воинственно. Достаточно воинственно».

Джаф