Вернувшись к столу, Антон сел и с удовольствием вдохнул ароматы борща. Бабушка, слегка охая, поставила перед ним глубокую тарелку.

— На, внучок, ешь, пока горячее. На силе надо расти, а не чахнуть, как былинка на ветру.

Антон кивнул, но замешкался. Его взгляд вдруг зацепился за старую маслёнку в виде пластмассовой уточки. Он вспомнил, как в детстве постоянно крутил крышку этой уточки туда-сюда, пока его не одёргивали.

— Ба, а вы с дедом… счастливы были? — спросил он неожиданно, всматриваясь в морщинистое, мягкое лицо бабушки.

Бабушка чуть оторопела, посмотрела на него внимательным, чуть прищуренным взглядом, потом мельком взглянула на деда какой с не меньшим удивлением смотрел на внука.

— С чего ты это взял, Антоша? Мал ещё об этом думать. Что за вопрос?— Он явно застал её врасплох таким далеко не детским вопросом.

— Я просто… хочу знать. Чтобы самому понять, как правильно.

Бабушка тяжело вздохнула, убирая нож и доску в сторону.

— Были. Конечно, были. Не всё гладко, бывало ругались, бывало плакала я ночами… —Вновь вскользь брошенный взгляд на молча евшего борщ деда.— Ешь давай, а то остынет…

Антон заметил, как она рассеянно начала есть свой борщ с тарелки больше ничего не говоря. Он то хорошо помнил, что она с дедом прожила нелёгкую совместную жизнь. Его отец рассказывал, что дед и в молодости был любитель выпить, при чём выпить хорошо, после становился невменяемым, нет он не лез драться или ещё что-то— он просто становился невменяемым и мало что соображал в такие моменты. На памяти маленького Антона они с бабушкой нередко ссорились, потому что выпив он начинал ей читать какие-то пьяные нотации заплетающимся языком. Она молча слушала его лёжа на своей кровати закрыв глаза и изредка, что-то говорила ему в ответ. Когда ему это надоедало он шёл во вторую комнату, ложился на диван и засыпал на нём. А утром, они оба как ни в чём ни бывало делали вид, что вчера ничего не было и так до следующего раза.— В какой-то момент бабушка тронула Антона за руку и произнесла:

—. А знаешь, счастье — это не когда всё хорошо. Это когда плохо, а вы всё равно держитесь друг за друга, потому что понимаешь, что по одному вы уже не сможете жить друг без друга. Ты ещё маленький, чтобы о таких вещах интересоваться, вот подрастёшь, тогда и поговорим.— Она ласково погладила его по голове.

Дед молча кивнул, отодвигая от себя пустую тарелку.

— Жизнь, она длинная. Главное, Антош, чтоб сердце было доброе. А остальное приложится. — сказал он, глядя внуку прямо в глаза.

Антон ощутил ком в горле. Эти слова, простые, но такие точные, казалось, звенели у него внутри. Ему вдруг захотелось рассказать им всё — что он взрослый, что он вернулся сюда, что знает, как всё дальше сложится… Но он понимал, что нельзя. Они не поверят. Да и не вынесут такой правды.

Он доел борщ молча, сосредоточенно.

— Ба, а можно я к вам почаще буду заходить? — спросил он, когда бабушка унесла пустую тарелку в раковину.

— Конечно, внучок, заходи. Чего ж тебе к старикам-то не заходить? — улыбнулась она. — Мы ж тебя любим.

Антон едва удержался, чтобы не расплакаться. В детстве он этого не ценил. А теперь понимал, как бесценно каждое слово, каждый взгляд.

После обеда он помог бабушке вымыть посуду, вытер стол и даже взял веник, чтобы немного подмести кухню. Бабушка смотрела на него со смесью удивления и любопытства:

.— Ты сегодня какой-то особенный, Антоша. Не наш ты какой-то… взрослый.

Антон только усмехнулся:

— Может, я просто расту, ба.

Дед, который снова вернулся к телевизору, прокряхтел с зала:

— Иди ко мне, внучок, поможешь мне антенну поправить.

Антон пошёл к нему, улыбаясь. Дед протянул ему комнатную антенну, а сам пытался приладить кабель в телевизоре.

— Разбито совсем гнездо…— Ворчал он— Надо новое впаивать. Кое как закрепив штекер, он попросил Антона встать на стул и медленно покрутить антенной над головой, чтобы поймать наиболее чёткий сигнал. В процессе Антон с жадностью рассматривал всю окружающую его обстановку в комнате. Сервант со стеклянной перегородкой, за какой чайные и кофейные сервизы изумительной красоты. Один кофейный сервиз особенно выделялся из всех, он был выполнен из настоящего тончайшего китайского фарфора, на нём красовался барельеф в виде головы и тела дракона. Для 80-х жутко дорогой и дефицитный товар. Его привёз ей старший брат его отца Валера, какой был гражданским лётчиком, бывал часто за границей и даже на северном полюсе и в Антарктиде. Оттуда он кстати привёз однажды чучело пингвинёнка, какой всё время стоял у них на телевизоре. А ещё он помнил, что в шкафу спрятан изумительный сувенир— яйцо пингвина одетое на скобу в виде глобуса, а на подставке нарисована карта Антарктиды. Над сервантом висел портрет его отца, где он ещё не старше сейчас Антона смотрит в камеру фотоаппарата с большим бантом на груди. Рядом портрет деда и бабушки в молодости. По центру комнаты простой круглый, деревянный стол накрытый скатертью, за ним диван-книжка застеленный оранжевым шерстяным пледом на каком когда-то спал маленький Антон. Большая рама окна, за какой длинная застеклённая лоджия, где он летом любил играть с солдатиками и своими игрушками сидя на полу. Там был совершенно другой мир, счастливая жизнь которую он успел потерять, а теперь нашёл вновь.

Когда телевизор наконец зашипел и показал более-менее чистое изображение, дед победно воскликнул:

— Вот! А говорили, что этот гроб не будет уже нормально показывать. Будет! Всё можно наладить. Главное — руки приложить к нужному месту.— Он закрепил антенну прямо на штору окна с помощью небольшого куска проволоки и победно пощёлкал переключателем каналов на телевизоре. Изображение было довольно тусклым из-за подсевшего уже кинескопа, часто картинка начинала мельтешить или искажаться, но в целом было видно и слышно происходившее на экране.