— Дядя Валера, папа… — сказал он хрипловато. — Простите, что лезу, я понимаю, что я ребёнок. Но дед… дед бы не хотел, чтобы вы ругались. Он мне сам говорил — зла держать нельзя. Оно, как ржавчина. Папа, ты делал для деда всё, что мог. А ты, дядя Валер, приехал — значит, тебе тоже не всё равно. Пожалуйста… не ругайтесь. Сейчас не время и не место.

Наступила тишина. Мёртвая. Даже взрослые замерли. Кто-то тихо всхлипнул. И в этой тишине Валера внезапно произнёс пьяным заплетающимся языком:

— Иди вы все нахер! Отца нет, а меня тут какой-то сопляк жизни учить будет. Идите отсюда, не позорьте его память.

Для Антона это был, как удар дубиной по голове. Он то думал, что взрослые сразу кинутся друг к другу в объятия с извинениями, а не тут то было, водка затуманила мозг и мир между двумя братьями стал ещё более иллюзорным.

Отец психанул, взял мать за руку и вывел её из-за стола в коридор. Его видно распирала обида на брата и мать за то что они так поступили по отношению к нему, поэтому перед тем как уйти он вошёл в зал и высказал им обоим, что он думает по этому поводу. Валера рассмеялся ему в лицо на эти слова и повторил, что “заберёт мать с собой”, а “отец будет жить здесь со своей проституткой женой”.— Это стало последней каплей и отец сорвался кинувшись на него. Завязалась драка, раздался звон битой посуды, яростные крики и треск рвущейся ткани.

Антон не знал, что ему делать? Тогда ему было просто страшно и никто из взрослых не догадался его утешить, а сейчас он просто стоял и смотрел, как два брата борются между собой и понимал, что ничего он тут сделать не сможет. Эту часть истории ему не изменить.

Отец выскочил из зала в разодранной рубахе тяжело дыша. Мама истерично посылала Валере все известные проклятия грозя его прибить за мужа.

Друзья родителей предложили им уйти поскорее отсюда, но отец несмотря ни на что хотел остаться переживая, что тот в пьяном угаре может, что-то сделать их общей матери. Но в итоге сдался на уговоры и они все пешком пошли к себе домой.

Позже, вечером, Антон записал в свою "Тетрадь Перемен":

“Я не знаю, что будет дальше. Но сегодня я понял, что ребёнок с памятью взрослого — часто просто наблюдатель. Это тот, кто хочет сделать больше, чем кажется. Иногда одно слово, сказанное вовремя, может стать якорем, но с ребёнком это не всегда работает и чаще всего ничего нельзя изменить. Его миссия имеет достаточно ограниченный ресурс исходя из возраста.”

Он перевернул страницу, немного подумал и сделал ещё одну ремарку.

“В фильме “Терминатор-2”, персонаж Кайл Риз передаёт Саре Коннор послание:

“Будущее ещё не определено, нет судьбы, кроме той, что мы делаем сами”. “Иногда не мы делаем судьбу, а судьба делает нас…”— Подумал Антон и спрятав тетрадь практически сразу уснул.

Прошло два дня. Антон ночевал у родителей — впервые за долгое время это казалось уместным. Отец ходил молча, словно переваривая внутри то, что не поддавалось словам. Мать выглядела усталой, но старательно держалась. Готовила, убирала, говорила обычные вещи о погоде, телевизоре и соседях, словно пытаясь не дать трещинам разойтись шире.

Утром третьего дня мать предложила сходить узнать, как там мать с Валерой.

Они вышли без лишних слов. Дорога до дома деда и бабушки была длинной, но в этот раз казалась длиннее обычного — как будто в воздухе повисло нечто тяжёлое, неприятное.

Когда они вошли на веранду, дверь была приоткрыта. Изнутри доносились глухие звуки — скрип, глухие удары. Антон шагнул внутрь первым.

Валера стоял в прихожей и заталкивал в старую сумку вещи. Пиджак деда, рубашки, какие-то бумаги. На табуретке стоял большой деревянный ящик наполовину наполненный всякой всячиной, а рядом — бабушкина аптечка.

Бабушка сидела на кровати в комнате, ссутулившись, молчаливая, как будто её уже не было в этом дне.

— Валера? — мать остановилась на пороге. — Что ты делаешь?

Он вздрогнул, будто его застали за чем-то запретным, но тут же выпрямился:

— Собираю вещи. Мы уезжаем. Я забираю маму к себе.

— Что значит — уезжаете? — отец вышел вперёд, хмурясь. — Ты с ума сошёл?

— Нет, это ты сошёл с ума. Все эти годы ты её унижал, игнорировал, относился как к мебели! — вспыхнул Валера. — Теперь деда нет, и она осталась одна. А ты — прости — даже похоронить его не смог, как положено. Я не оставлю её с тобой!

Бабушка не вмешивалась. Сидела с пустыми глазами, как будто всё происходящее её не касалось.

Антон замер у стены. Он чувствовал: сейчас решается что-то большее, чем просто бытовой спор. Это был бой старых ран, спрятанных обид, несказанных слов.

— Ты всегда был трусом, Валера, — глухо сказал отец. — Только говорить умеешь. А когда тяжело — сразу бежишь. Забираешь мать не потому что заботишься, а потому что хочешь показать, какой ты правильный. Это не забота, это спектакль.

— Да пошёл ты… — тихо выдохнул Валера. — Я устал. Я забираю маму. Всё.