— Да мы. Меня зовут Кен Гирвурд.

— Отлично, Кен. Тогда займитесь этим, а то до утра мы можем и не дожить. Примите на кухне что-нибудь бодрящее и пока не закончите, спать не ложитесь. И кстати про кухню. Если не ошибаюсь, вас зовут Семюэль Дон? — уточнил у низенького мужичка с тонкими усиками.

— Дон Семюэль. — нисколько не пряча свой итальянский акцент поправил меня шеф-повар.

— Хорошо, Дон Семюэль. Обеспечьте парней крепким кофе и можете отдыхать. Ввиду отсутствия ртов, на завтра у вас особой работы нет, но вот ближе к вечеру будьте готовы, привезём вам нахлебников. И вот к слову о перевозках. Аркадий Иванович, предоставьте нам с Яковом список лётных средств и, желательно, грузовых. У нас намечается переселение выживших, так что…

— Ну наконец-то! — воскликнул этот почтенный автомеханик, чем изрядно меня удивил. — Всё в лучшем виде подготовим Семён… эм… А как вас по батюшке величать?

— Алексеевич, — ответил ему и не стал препятствовать, когда он подошёл и горячо пожал мою руку. По меньшей мере это выглядело странно, ведь всего минуту назад он смотрел на меня с куда меньшей симпатией. — Лааадно. По срочным делам вроде всё.

— Но подождите, Семён Алексеевич, — вышла вперёд одна из дородных женщин в белом переднике. — А тела-то куда девать прикажете? Как обычно или…

На этот запрос я чуть не ответил предложением Грея, а именно — закопать и прочесть молитву. В этом порыве меня бы точно не поняли, поэтому, повернувшись к Энтони, я спросил.

— А что, у вас тут ещё какие-то методы утилизации присутствуют?

И каково же оказалось моё удивление, когда он мне ответил.

— У нас в ходу кремация и консервация в стационарном храназе. В основном хозяева используют… то есть, уже использовали последнее.

— Но зачем? К чему трупы в доме складировать? — от такой новости я аж скривился.

— Это мне неведомо, — пожал плечами Энтони. — О том знает только Сэр Георг.

— Ясно. Тогда исключительно кремация. Энтони, проследи за исполнением работ. По всем вопросам к Якову, — твёрдо заявил и повернулся к выходу. — И теперь последнее. Вит, веди в лазарет. Полина, ты идёшь с нами.

— Я не обязана… — начала снова крутить свою шарманку блондиночка, на что неотрывно смотрящий на неё Чёрный ворон не выдержал.

С угрожающим шипением он окрысился, перелетел на её плечо и размеренно прокаркал в опасной близости от её лица.

— Кхаар-кхеарр-кхх… «Клювом в глаз или в жо…»

— Он говорит, что тебе лучше не дёргаться, иначе он сам за себя не отвечает, — перевёл ей с вороньего, хотя Чёрный и без того выглядел красноречиво. — Так что, на твоём месте я бы отнёсся к его намерениям серьёзно.

Стараясь держать своё красивое личико подальше от его острого клюва, Полина закивала и мы двинулись по делам насущным. И пока мы шли, меня никак не отпускала одна мысль. Сравнивая по памяти Грея людей прошлого, с людьми нынешними, я находил разительное отличие в поведении, которое я никак не мог объяснить.

Причём поведение это являлось далеко не частным случаем.

В ужасающей массе своей нынешние люди слишком уж легко относились к смерти. Что здесь, что в Светлозёрске, да даже в моей деревеньке почти никто над умершими не горевал. Да, сокрушались и сетовали пару дней и после в спокойной грусти годик-другой жили, но вот чтобы полноценно чувство потери переживать, этого не было. Умер и умер. Дрон утилизатор в последний путь унёс и только светлая память с тобой об усопшем осталась.

И ведая психологию масс, память Грея находила в этом ужасную неправильность. Ведь какой бы сильной не была пропаганда, сколько бы сотен лет не прошло, горевание, это неотъемлемый психологический конструкт. Он просто напросто обязан быть. Да чёрт возьми, даже у животных это осталось! Почему же у нас потерялось?!

С этими непростыми думами мы и добрались до лазарета.

— Вот здесь, господин Семён, — указал мне на проплавленную дверь Вит. — И если нужна помощь, то я готов…

— Ага, пойдём, — согласился с его предложением, залезая в дыру и напоследок через плечо бросая. — А ты, Чёрный, с Полиной побудь пока. Мы скоро.

— Кххр-арр-кчк. «Уж я побуду…» — пообещал он, демонстративно перекусывая клювом её завитый локон.

Такое повышенное внимание Чёрного от меня конечно-же не укрылось. Тревожный звоночек в сторону Полины звучал всё сильнее, но разбираться с ней сейчас точно не время.

Залезая в разгромленный кабинет, я окинул масштаб разрушений и присвистнул. Такое ощущение сложилось, что гусик попробовал на вкус всё, до чего дотянулся. Ножки кушетки перекусаны, стеллажи повалены, дроны разломаны, разноцветные препараты разлиты по полу и их явно слизывали. И словно вишенка на торте, посреди всего этого безумия на полу покоилась массивная люстра, которую пернатый также перегрыз.

Собственно, по потолку то гусь и ползал, исходя слюной, слабой морозной аурой и жалобным щёлканьем, от мучительного энерго-истощения.