И вотъ — два суда: пзъ 1ерусалпма о самомъ этомъ 1еруса-лиме, главнымъ образомъ — объ крусалимв; и съ острова Пат-1 мое а — надъ Вселенною, которую научилъ тотъ Учитель.

АПОКАЛИПСИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Нбтъ-ли разницы въ самой компановке словъ? И, хоть это очень странно спрашивать о такихъ собыпяхъ-словахъ: негь-ли чего показующаго для души въ стилгъ литературнто изложены? Евангелие — человеческая истор1я, намъ разсказанная; исто-р1я Бога и человека; «богочелов-ЬческШ процессъ» п «союзъ».

Апокалипсисъ какъ-бы кидаетъ этотъ «богочеловеческгй союзъ» — какъ негодное, — какъ изношенную вещь.

Но фундаментъ? фундаментъ? Но — почему? почему? Въ образахъ до такой степени чрезм'Ьрныхъ, что даже Книга 1ова кажется около него безсил1емъ и изнеможетемъ, что даже «сотвореше мьра и человека» въ Книге Бьгая — тоже тускло и •слабо, бледно и безкровно, онъ именно въ структурь могущества и показываешь суть свою. Онъ какъ-бы реветъ «въ конце вре-менъ», для «конца временъ», для «послздняго срока человечества»: Безсил1е. Конецъ М1ра п человечества будетъ таковъ, потому-что Еван-рел1е есть кнпга изнеможешй. Потому-что есть: мочь

и — не мочь. И что Христосъ поетрадалъ п умеръ за

не мочь... хотя-бы п быль въ полной и абсолютной истине. Христнство — неистинно; но оно — не мочно. И образъ Христа, начертанный въ Еванге.шгхъ, — вотъ именно такъ, какъ тамъ сказано, со всею подробностью, съ чудесами и прочее, съ явлешямп и т. под., не являетъ ничего однако, кроме немощи, изнеможения... »

Апокалипспсъ какъ-бы спрашиваетъ: да, Христосъ могъ описывать «красоту полевыхъ лплш», призвать слушать себя «Марго, сестру Лазаря»; но Христосъ не посадил'ъ дерева, не выростилъ изъ себя травки; и вообще онъ ,«безъ зерна м1ра», безъ ?— ядеръ, безъ — икры; не травянистъ, не животенъ; въ сущности — не бьте, а — почти призракъ и тень; какимъ-то чудомъ пронесшаяся по земле. Тенистость, тенность, пустынность Его, небывйствеп-ность — сущность Его. Какъ будто это — только Имя, «разсказъ». И что «посл1;дшя времена» потому и покажутся такъ страшны, покажутся до того невероятно-ужасны, такъ вошюще «голодны», а сами люди превратятся въ какпхъ-то «скорш'оновъ, жалящпхъ «амихъ себя и одпнъ другого», что вообще-то — «нпчего не было», и сами люди — точно съ отощавшими отшелыми животами, и у которыхъ можно ребра сосчитать, — обратились тапнственнымъ образомъ въ «теней человека», въ «призраки человека», до извй-тной степени"— въ человека «лишь по имени». . О, о, о...

Вотъ, вотъ, вотъ...

Не узнаемъ--ли мы себя здесь? И какъ тогда не реветь Апока-

• Керсты» N0 2. 20

Г

лит-псу, и не наполнять Престолъ Небесный — животными, почти

— животами, брюхами — все самыхъ мощныхъ животныхъ, тоже

— ревущихъ, крпчашихъ, вотющихъ — льва, быка, орла, дъиы. Все — полетъ, все — сила. Почему-бы не колибри и не «лилш полевыя»? Маленькая птичка — хороша какъ и большая, а «лилшэ не хуже баобаба. И вдругъ Апокалипсисъ оретъ:

— Больше мэеа... .

— Больше вопля, .г

— Больше рева...

— М1ръ отощадъ, «въ боленъ... Таинственная Твнь навела на М1ръ хворь...

— М1ръ — умолкаетъ...

— ЛПръ — безжнзненъ...

— Скорее, скорее, пока Еще не поздно... Пока еще посхбдяш минуты длятся. «Поворотъ всего назадъ», «новое небо», «новыя. звезды»...

Обшие «водъ жизни». «Древо жизни»...

Солнце загоралось раньше хригаанства. И солнце не потухнете если хрпстшнство и кончится. Вогь — огранпчеше хрштан-стг.а, иротивъ котораго ни «объдни», ни «панихиды» не помогутъ. И еще объ обйдняхъ: пхъ много служили, но человъку не гаалЯ легче.

Хрнспанство не космологпчно, «на немъ трава не растетъ». II сеотъ отъ него не множится, не плодптся. Л безъ скита и травы чел ф'вкъ не проживетъ. Значитъ «при всей краситъ хриеианетва» — человъжъ всетаки «съ нпмъ однимъ не проживетъ». Хорошъ, монасшрекъ, «въ немъ полное христианство»; а всетаки питается онъ около сосгьдшй деревеньки. II «безъ деревенькп» всъ монах» перемрли-бы съ голоду. Это надо принять во вниман1е, и обратить внимаше на ту вполнъ* «апокалипсическую мысль», что само въ себгь и одно — христтанство проваливается, «пе есть», гнило, голода етт, жаждетъ. Что «питается» оно — не хриспшнствомъ, на христианскими злаками, не христтанскими произраетатямп. Что, такимъ образомъ, — христианство само и одно, чистое и самое восторженное, зоветъ, требуетъ, алчетъ — «и не хриспианс-тва*.'

Это — поразительно, но такъ. Хороша была бестзда Спасителя къ пяти тысячамъ народа. Но пршпелъ вечеръ и народъ возжаж-далъ: — «Учитель, хмъба»!

Христосъ далъ хл4ба. Одно изъ величайшихъ чудесъ. Не сомневаемся въ немъ. О, нисколько, ни мало, ни шточкп. Но ска-жемъ: каково-же солнце, которое нензрЪченнымъ тьмамт. народа даетъ хлвбъ, — даетъ какъ «по служб*», по «должностп», почтя «по пенсш». Даетъ и можетъ дать. Даетъ и значитъ хочегъ дать? I

У солнца — воля и... хотъше?

АПОКАЛИПСИС. НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Но... тогда «ваалъ-го.шце»? ваалъ-солнце — фнннюянъ? И тогда «поклонимся Ему»? Ему и его великой — мощи?

— Это-то уже несомненно. Ему и его великому, благородному ?чсютысолюбивому хот4нш ?...'??? Это-же невероятно. Но что «солнце больше можетъ, чъмъ Христосъ» — это самъ пана не оспорить. А что солнце больше Христа желаетъ счастья человечеству — объ этОмъ еще сомневается , но уже ничего не мОх-ъ-бы возразить Владим1ръ Соловьевъ, изучавшШ весь «бого-человъческШ процессъ» и строивппй «ветхозаветную теурпю» и «ветхо-заветное домостроительство» (или «теократии»).