Шрифт:
1ЕТЫРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Да точно. И бесспорно правы В своем безумстве были вы. Да облака грядущей славы Коснулись вашей головы. Но если бы тогда вы знали Конец готовится какой, Вы лучше б сердце растерзали На части собственной рукой.
Для старой прелести уюта, Что нежит бранные сердца, И я оттягивал минуты Неотвратимого конца. Лишь на исходе семилетья Сплошных ударов и могил Душою в новые столетья Освобожденной я вступил.
Что скрыто в будущем —? не знаю,
Но не страшит ничто меня,
И без сомнений принимаю
И свет, и жар и боль огня.
И без унынья, без печали —
Один всего — последний раз
В зелено-золотые дали
Я погружаю слух и глаз. —
Невозвратимые затеи!
Теперь мне вспомнить вас не жаль.
Зарницы в липовой аллее,
Полурасстроенный рояль,
И воздух — грузный от сирени,
Или столичных зал паркет,
И над рекой в окошках тени,
И в рыхлом снеге скрип карет.
Или изгнанье доживая От русских далеко равнин, Под непрерывный шум трамвая И трехсаженный взлет витрин,
Где в свете газа замогильном Плывет людской поток, спеша, Пусть в грохоте автомобильном Еще промчится раз душа.
Но упоительней нет муки Еще не знать, а только ждать: Они идут —? иные звуки, Другой закон и благодать. Еще глаза полузакрыты, Но верой верую одно — Вступаем в новые орбиты, Проходим новое звено.
Оставив на мгновенье землю, Уйди наверх — в большую тишь, II песню ту, которой внемлю Открытою душой услышь, Как пробивая снег сознанья Весенней негой горячи, Гремят, музыка мирозданья, — Голубокрылые ручьн.
А вы, друзья — вы, с кем я вырос,
Когда не поняли меня,
Когда к вам вековая сырость
Не подпускает чар огня,
Когда и этими словами
Вас потревожить я не мог,
Тогда поймите — я не с вами,
А с теми, кто пришел и сжег!
Париж. Август 1921.
ЧЕТЫРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
ПОЛЕТ
Как это случилось на белом свете Сказать вам несколько слов? В сером, сыром английском рассвете Лететь самолет готов.
Зеваки стоят с ночи толпами, Толпа развлеченья ждет. Механики бегают, льют пудами в большой живот.
Готово. Тронулись. Птицей жирной Едва повыше крыш, Ревя моторами, в мир немирный Ты вылетел и летишь.
Ну вот и все. Сбились с дороги И в море тебя — капут. Шведские куртки, сапоги, ноги Акулы на части рвут.
Вздымаясь мчат вперед просторы. Брызги бьют и кипят. Не стоит жалеть людей, которые От нечего делать летят.
Париж. Сентябрь 1927.
М. СТРУВЕ
С ТАРИК
Не тот старик —? краса и лоск, Что скалит золотые зубы, Чья плешина — блестяший воск II выбриты прекрасно губы,
Что в аккуратном котелке
И прочным зонтиком покрытый —
Идет поесть невдалеке,
И в теплый дом вернется сытый.
Нет — мой старик совсем другой, Где он живет —.?• никто не знает, Едва обутою ногой Он нехотя передвигает.
Дыра покрытая дырой Висят лохмотья, словно шкура. И наклоняется порой Поднять раздавленный окурок.
И дальше в путь. Но видел ты, Как тягостно он стан сгибает, И как оплывшие черты Лиловой кровью набегают?
Так ты не удивись, дружок, Когда наступит слишком скоро Предельный день, последний срок И гибель, и восторг позора!
Париж, октябрь 1927.
ЧЕТЫРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
В ПАРИЖСКОМ ПРЕДМЕСТЬЕ
В предместье темном, где чахнет Сухой и живой народ, Где жареным кофе пахнет II плесенью отдает.
Люблю я гулять. Вот блестки Зеленые кабачки. Три нищих на перекрестке Подтягивают смычки.
Неважно они играют, Но мы постоим, мой друг. Зеваки их обступают — Внимательный, тесный круг.
Трамвай прозвенел и канул В далекий черный провал. Полиции нет, — и грянул Иг, -тер -н а -цио -н ал.
Как сердце в груди вскипает, Как сладостно плачу я! Далекая, Русь святая, Ведь песня эта — твоя!
С мтгутою каждой ближе Оставленная земля. Сквозь теплую мразь Парижа — Морозный вечер Кремля,
Где в этот час, на закате, Среди штыков и церквей, Взывает она о брате, О радости всех людей!
М. Струве
\Ж. Октябрь, 1927.
Б И КУ
Серые камни! это, как тень, когда солнце светит— солнечные тени: иду или стал: чувствую, как тихо собираются мысли. У нас на дворе лежал камень: камушком все его называли. Откуда он появился, не помнят. Моя память начинается с этого камня., Сначала я взбираюсь на него — мне он кажется огромным. А как стал подростать, или камень стал ниже? просто сядешь — как на табуретку. И игры околю камня и так чего-нибудь делаешь. А идешь, бывало, растерзанный, а встретишь камушек — и как-то покойно станет.