Что ж, теперь Арианна знала, что связалась с редким снобом. Она слушала меня молча, не отрывая глаз от усыпанной сырой галькой дорожки. Затем приподняла голову.

– А ты забавный, – сказала она. – Когда ты пришел к Виоле, у тебя был такой трагический вид.

– Это от голода.

– От голода?

– Ну да, никогда о таком не слышала?

– А как же, – ответила она со смехом, пока мы возвращались к машине. – Это такое состояние, как у индийских йогов, в которое погружаешься, если выпить аперитив? – Дойдя до машины, она присела на капот и оглянулась. – Было бы здорово поселиться здесь, вот только замуж за мэра не хочется.

– А ты где живешь?

– На виа деи Гличини, – сказала она, оживляясь, – знаешь, где это?

– В районе виале деи Платани.

– Да, там рядом есть улица, которая называется виа деи Лилла, я ее очень люблю, а еще виа делле Оркидее. – Она произносила названия цветов так, словно улицы были ими выстланы. – Отвези меня домой, – попросила она, уступая мне место за рулем.

– Слушай, давай без шуточек, – сказал я, потому что в похожем месте такая, как она, точно не смогла бы жить.

Вместо ответа она вытянула ноги в резиновых сапогах к ветровому стеклу.

Я был на пределе, силы кончались, но любопытно было узнать, что же она задумала, поэтому я направился в мерзейший район, где находилась виа деи Гличини. Терпеть его не мог. Все улицы там были кривые, и по ним ездили какие-то лопухнутые трамваи – нигде больше таких не видел. Недавно построенные дома уже разваливались, вывески дрянных тратторий чередовались с вывесками магазинов бытовой техники и автомастерских, по улицам c жутким ревом гоняли на мотоциклах-убийцах шайки ребят. Из кинотеатров так несло дезинфекцией, что грохнешься в обморок, и среди всего этого ни единого сквера, ни деревца, ни клумбы, спасающих жителей от палящего летнего солнца, – читая цветочные названия на углах улиц, можно было подумать, что попал в бред сумасшедшего. Что там забыла такая, как она? Ничего не говоря, я катил по длинным и прямым окраинным улицам, залитым тусклым неоновым светом. Слева и справа в ночи возвышались гигантские человейники, похожие на кладбища в форме башен. Арианна молча глядела на них своими огромными глазами.

Проехав мимо бледного луна-парка и ограды техникума, машина начала отражаться в витринах магазинов бытовой техники. Мы долго блуждали в лиловом воздухе, пока я не отыскал виа деи Гличини. Она представляла собой узкий коридор из сохнущего на веревках белья – что ж, мы добрались до места назначения. Вообще же здесь царили нищета и убожество.

– Что мы здесь делаем? – воскликнула Арианна. – Ты ошибся, это не моя виа деи Гличини!

– Других нет.

– Нет, есть, – возразила она.

Потом схватила флакончик с духами, смочила виски и запястья. Наполнивший машину аромат сирени сделал окружающий пейзаж чуть приемлемее. В нашу сторону направлялся ночной сторож в черном, толкая рукой велосипед.

– Поехали отсюда, пожалуйста! – простонала Арианна. – Я жутко боюсь сторожей.

Она вцепилась в мою руку и не отпускала, пока мы не выехали за пределы района. Дело в том, что она не только не жила на виа деи Гличини, но, как призналась, никогда здесь не бывала. Утром ей попалось объявление о том, что здесь сдается двухкомнатная квартира, и она решила, что это симпатичный район с улицами, названными в честь цветов. Взглянув на карту, поняла, что это где-то на отшибе, но кто мог вообразить такую дыру? Ах, до чего же она невезучая! Я ничего не ответил. Видимо, ей очень понравились цветочные названия. Я же задумался, от кого она бежит: было ясно, что она подняла паруса. Интересно, от кого. Позже я узнал, что от сестры. Утром они поругались, и Арианна решила уйти из дома, хотя страшно боялась жить одна. Значит, она ушла, захватив с собой томик Пруста, спички и флакончик духов?

– Еще колоду карт, – с вызовом ответила она, – а что?

Без карт она никуда не ходила, что же до остального, в пылу ссоры она забыла ключи и не могла вернуться домой. В этой истории было что-то знакомое. Я подумал, что тоже зачем-то вышел утром из дома, под дождь, и тут внезапно меня осенило. Точно. Я вспомнил, чтo вылетело у меня из головы. Я провел целый день своего рождения, пытаясь вспомнить, что у меня день рождения.

– Как? Ты об этом забыл?

– Нынче день рождения – не то что раньше, – заявил я, а сам стал вспоминать, чтo же обещал себе сделать, начиная с этого дня. Потом взглянул на небо: когда исполняется тридцать лет, почему-то всегда смотрят на небо.

– Ты сумасшедший, – сказала Арианна, – как можно забыть про собственный день рождения? Я вот за месяц начинаю отмечать дни на календаре! – Столкнувшись с таким удивительным случаем, она позабыла про виа деи Гличини и про все остальное. – И тем не менее надо отпраздновать, – сказала она. – Давай поищем открытый бар.

Чем мы и занялись, пока над городом вставал рассвет. В сером воздухе стайки людей ждали первые автобусы. В этот час желудок того, кто не ложился всю ночь, требует чего-нибудь теплого, руки тех, кто лег, ищут под одеялом руку спящего рядом, сны становятся ярче, газеты пахнут краской, а день посылает вперед себя гонцов – первые звуки жизни. Рассвело, и все, что осталось от ночи, – темные круги под глазами сидевшей рядом со мной странной девушки.

– За все, чего мы не сделали, что должны были сделать и чего так и не сделаем! – сказал я, поднимая чашку с обжигающим кофе с молоком.

Арианна рассмеялась, заметив, что тост получился слишком программным, но ладно, сгодится. Потом потянулась через столик и чмокнула меня в щеку.

– А теперь, – попросила она, устраиваясь поудобнее на железном стуле, – расскажи что-нибудь смешное.

Мы сидели в баре у конечной остановки автобуса. Вокруг вкусно пахло кофе – так вкусно, как пахнет в барах ранним утром; уборщик разбрасывал опилки по полу, прямо под ногами водителей, уткнувшихся в «Коррьере делло спорт». После кофе с молоком мне полегчало, хотя кости по-прежнему ломило. Тогда я рассказал Арианне про собственную виа деи Гличини: одно время я давал частные уроки итальянского компании ребят, которым куда интереснее было стрелять у меня сигареты, чем пытаться увидеть в романе «Обрученные» [12] нечто большее, чем описание сохраненного полового акта. На последнем занятии я должен был объяснить сослагательное наклонение, но поскольку три дня не просыхал, еле держался на стуле. Ребята всё просекли и принялись легонько толкать меня в спину, а я, чтобы сохранить видимость приличия, прикидывался, будто мне весело. Но все-таки не удержался и в конце концов рухнул на пол. Похоже, в гостиницу меня отвез чей-то папаша, водрузив на мотоцикл поперек, как труп индейца, – я точно не помнил, помнил только, что мне не заплатили и за уроки, которые я вел трезвым; потом я долго собирался похитить одного из мальчишек и потребовать выкуп. Арианна хохотала, затем неожиданно посерьезнела и уставилась на меня из-за чашки. Очень внимательно, прищурившись.