– Доброе утро, Маргарет, – сказал он. Она закрыла блокнот и сунула в рюкзак. Мистер Джеймс подошел к ее парте и постучал пальцем по учебнику английского:

– А, решила освежить память? Что думаешь? Знаю, рассказ мрачноватый.

Сорока ничего не думала о рассказе, потому что не читала его. Поэтому вместо ответа она попыталась не встречаться с учителем взглядом.

Мистер Джеймс склонил голову набок и посмотрел на нее с выражением, которое можно описать как осторожный оптимизм:

– Маргарет?

– Простите, – сказала Сорока. Она без особого энтузиазма пыталась придумать какое-нибудь оправдание, но в голове было пусто, огромное белое пятно.

– Маргарет, ты не читала то, что я задавал? С твоими оценками никак нельзя пропускать еще одну домашнюю работу.

– Я могу сделать ее сегодня вечером, – сказала она.

– Я не принимаю работ с опоздаем, Маргарет. Мы это уже обсуждали.

– Я могу сделать ее в комнате для самостоятельных занятий.

– Но у тебя же были целые выходные – как ты объяснишь то, что не прочитала ни одного рассказа?

А как это можно объяснить?

Даже если бы она могла придумать ответ, ей не выдалось такого шанса – прозвучал звонок, и одноклассники прилежно зашли в класс, заполнив пространство, забрав весь воздух. Сорока опустила голову и изо всех сил старалась дышать ровно.

Обед. Бутерброд с жареным сыром, жир с которого капал на поднос с едой.

Раньше она всегда сидела с Эллисон и гадала, кто еще подсядет к ним за стол. Сидевшие постоянно менялись по мере того, как школьники попадали в расположение или немилость Эллисон.

Теперь быстрый взгляд на стол показал, что люди, которых Сорока когда-то считала друзьями – Элизабет, Николь, Бриттани, – едят вместе и смеются.

Полгода назад она выбрала себе новый стол. В другом конце столовой, подальше от Эллисон. Сорока увидела там пустой стул и спросила, можно ли сесть. Брианна ответила:

– Это свободная страна, девочка.

Люк спросил:

– Ты Мэгс, да?

Клэр сказала:

– Добро пожаловать к Балбесам! Ты не против кровавых жертвоприношений?

А Бен ничего не сказал, только слегка отодвинул стул в сторону, давая понять, что она может сесть рядом.

Сорока знала, что ее приняли, потому что у каждого из них было свое прошлое.

У Брианны в девятом классе начались месячные, и кровь протекла сквозь джинсовые шорты, поэтому ее исключили изо всех культурных разговоров, ведь всем известно, что о месячных надо молчать и отрицать их любой ценой.

Люк встречался с самой блондинистой болельщицей в команде, пока не стал бисексуалом и не сошелся с квотербеком одной из соперничающих футбольных команд Дали.

Отец Клэр покончил с собой, когда они учились в средней школе, и ее стали избегать, словно горе было заразным.

Бен сменил пол на мужской где-то в прошлом году, что приняли совсем немногие за пределами этой небольшой группы.

И Сорока, чьи прегрешения против средней школы города Даль были слишком вопиющими, чтобы их перечислять.

Так, по крайней мере, сказала Эллисон. А люди ее слушали.

Ее версия событий была настолько убедительной, что иногда смущала даже Сороку, которая видела все собственными глазами.

С тех пор Сорока сидела между Беном и Брианной, потому что в отличие от остальной школы не считала, что стоит опасаться трансгендеров и девушек с месячными.

Сорока разломила сэндвич с жареным сыром сначала пополам, потом на четыре части, а потом на восемь.

– Будешь? – спросил Бен, протягивая ей какой-то йогурт в тюбике. – Я говорил маме, что они отвратительные, но она все равно их покупает.

Сорока взяла тюбик с йогуртом и медленно перевернула его. Вкус назывался «Дерзкая черника».

– Сам считаешь его отвратным, но хочешь, чтобы я это ела? – спросила Сорока. Она пыталась пошутить, но в итоге получилось грубовато.

– Я буду, – сказала Брианна и выдернула тюбик из пальцев Сороки.

– А что насчет рассказа от мистера Джеймса? Мрачный, мать его, да? – спросила Клэр.

– Я бы читал все, что даст мистер Джеймс, – сказал Люк, – даже список покупок.

– Фу, снимите номер, – сказала Брианна, закатывая глаза. – И что все так носятся с этим мистером Джеймсом.