Летом здесь, наверное, сумрачно и прохладно, подумал я. Может быть, даже сыровато… Ну, точно! Эх, балда я, только сейчас понял, что все окно затягивает мелкоячеистая сетка. Стало быть, комары одолевают.

А потом Зоркий Сокол, то есть я, увидел, что одолевают это жилище не только комары.

В сетке, на уровне моего живота, зияла аккуратненькая маленькая круглая дырочка.

Я круто развернулся и стал обшаривать взглядом противоположную стену, а в голове крутилось: почему целы стекла? почему она не говорила? почему… Вон там!

Я шагнул к двери, ведущей из кухни, и на глазах у изумленной Юлии склонился к косяку.

— Вы что-то нашли, Валерий Борисович?

— Нашел… — не поворачивая головы, ответил я. — Юля, вы давно открывали окна?

— Нет, недавно. Когда Стасика… провожали. Готовили, плита не выключалась полдня, да еще на улице жара стояла. И мы все настежь пораскрывали. А что там? Я как-то не замечала раньше этой дырки.

— Сейчас посмотрим, — отрываясь от глубокого аккуратного отверстия у самого косяка, сказал я. — Юленька, у вас фонарика не найдется? И какого-то инструмента, если можно.

— Подождите, пожалуйста, я сейчас, — нахмурила брови хозяйка и шустро выскользнула из кухни, бедром чуть задев меня, сидевшего на корточках прямо у нее на пути.

Не успел я пожалеть об оставленных дома «спец-средствах», как молодая вдова вернулась с маленьким фонариком и чемоданчиком инструментов.

— Вот, — выдохнула она. — Еле нашла. Стасик никогда на место не кладет.

И теперь уже не положит, подумал я, прилаживаясь так, чтобы в отверстие одновременно с лучом фонарика проникал и мой взгляд.

Наконец это удалось, и в глубине пещерки что-то тускло блеснуло. Впрочем, почему «что-то»? Уже все ясно, по-моему.

— Там пуля, Валерий Борисович?

Я оторвался от своей скважины и с уважением посмотрел на молодую женщину. Юля сидела за кухонным столом, подперев ладонью щеку, и смотрела на меня спокойно, внимательно и серьезно.

— Выстрела не слышали?

— Нет. А в кого стреляли, когда?

— Видимо, в вас, Юленька. Почти наверняка — в день поминок. И почти наверняка — вон из того дома, — я показал фонариком за окно.

Метрах в ста пятидесяти от дома Судаковых, за хоккейно-футбольной площадкой и маленьким садиком, едва слышно гудели, проносясь мимо, автомобили, а еще дальше, на противоположной стороне улицы, возвышалась длиннющая шестнадцатиэтажка.

— Сейчас мы ее попробуем достать, — снова заговорил я. — Только, с вашего разрешения, придется еще немного подпортить вам стенку. — Хозяйка кивнула. — А вы пока найдите, пожалуйста, новый полиэтиленовый пакетик, хорошо?

Юля опять кивнула. Я раскрыл чемоданчик и начал отбирать нужное.

Пока я рассверливал дырку и пинцетом извлекал засевшую в стене пулю, мы успели договориться о расценках, а проворная русалочка даже разлила по фирменным бокалам «Туборг».

Наконец пуля была водворена в прозрачный смирительный костюм. Юля шагнула ко мне поближе и молча разглядывала кусочек металла пару минут. Я не мешал ей.

— Странно, — сказала она, беря в руки поднос и направляясь в зал. — Эта дрянь летела, чтобы убить меня… Не по себе, конечно, и все-таки… обычно как-то…

— Страсти-мордасти — только в боевиках да сериалах, — отозвался я, пряча вещдок в карман и следуя за ней. — А на самом деле убивают нас уныло и буднично, Юля.

Пока она расставляла на столе бокалы и блюдечки с орешками, я начал осматриваться. На окне, как и в кухне, — решетка. Балкона нет.

Диван, кресла, стенка. Книги. Много.

А вот, кажется, и фото хозяина стоит за створкой книжной полки: веселые глаза, черные длинные волосы стянуты в хвост, реденькая бородка, в руках — афиша: «Валерий Меладзе. Билеты… Начало…».

— Мне тоже этот снимок нравится. Весной Стасик эти концерты организовывал. Больше я его вот так, крупным планом, и не фотографировала…

— Тогда одолжите мне это фото, Юля.

— Да берите, я много заказала… Ой, Валерий Борисович, пиво греется, садитесь! Включить что-нибудь? — Она взяла в руки пульт.

— Включите, — улыбнулся я, подсаживаясь к маленькому столику. — Только негромко.

Рыбка вновь удивила меня. Музыкальный центр в углу ожил, и зазвучала виолончель… потом альт…

— Постойте, это… Чайковский?

— Да, — уютно сказала она. — Вариации на тему рококо. Ростропович играет, старая запись. Вам нравится?