Шрифт:
Потом ты меня часто спрашивала, куда делся мой кредитор, почему он мне больше не звонит. Я придумывал разные отговорки, я скрывал от тебя правду. Ты начинала о чем-то догадываться, но боялась собственных догадок. Мы больше не торговали альбомами по живописи. У меня теперь был другой бизнес.
Если бы ты меня любила по-настоящему, то есть слепо, без мелочной подозрительности (я знаю, что такая любовь существует), мы бы не расстались и по сей день. Но ты задавала слишком много вопросов. Ты хотела знать, откуда я беру деньги, а я отвечал: «Не твое дело!» Конечно, грубо по отношению к женщине, которая пожертвовала для тебя всем. Но грубость ты терпела и терпела обман. А вот пакетик с героином, который обнаружила в подкладке пиджака…
Ты больше не нуждалась в моих объяснениях, оставила записку на столе и исчезла навсегда. Да, я торговал наркотой и занимаюсь этим до сих пор. При этом не сел на иглу, как некоторые. Остался тем же нормальным мужиком, и даже в какой-то степени интеллигентом. (Не подумай, что набиваюсь в женихи. В моем положении это глупо.)
Не знаю, связала ты как-нибудь тот пакетик героина с неожиданным списанием моего долга или нет, но все в этом мире взаимосвязано. Может, ты подумала, что я стал рабом моего кредитора и готов ради него на все? А с человеком, падшим так низко, не стоит связывать свою судьбу? Если ты так подумала, то почти была права. Но это самое «почти» и довело меня нынче до отчаяния.
В одном прекрасное утро, когда ты ушла на Невский, а я опять не смог ответить ничего путного на вопрос: «Витя, когда?», мне позвонил один кореш. Странный звонок. Я даже имени этого парня не помнил. Познакомились в пивном баре. Виделись еще раза три, не больше. Короче, приятель приятеля, подобных знакомств у меня уйма.
«Говорят, у тебя проблемы?» — начал он без лишних разговоров. Я обрадовался, что могу в очередной раз поплакаться в жилетку, ведь многие, прознав о моих делах, избегали меня, словно я — спидоносец. На помощь с его стороны я не рассчитывал, разве что на сочувствие. Это тоже не мало, когда ты на грани…
«Сколько ты ему должен?» Парень, в отличие от кредитора, называл вещи своими именами. Мне терять было нечего, и я сказал ему цифру. «Ты готов заплатить половину этой суммы, чтобы отправить твоего кредитора на тот свет?» — с ходу предложил он. «Я и трети не наскребу». Тогда я не принял его слова всерьез. Парню хотелось показать, как он крут, поиграть в американское кино. Что ж, я не против, хоть какое-то разнообразие.
Он предложил встретиться вечером в пивнушке на Пестеля. Кажется, там мы и познакомились.
«Я поговорил с одним важным человеком, — сообщил он мне за кружкой пива, — твое дело можно уладить». — «Каким образом?» — «Мы утром уже об этом говорили». — «Ты собираешься его?..» — «Нет, не я, найдутся другие исполнители». — «Но у меня нет денег». — «Это плохо. Это очень плохо». Парень напускал на себя важный вид, и мне время от времени хотелось рассмеяться. Подобные экземпляры не редкость в наше время, а демонстрация крутизны всегда нуждается в зрителях. «Один важный человек заинтересован в твоей дальнейшей судьбе, — продолжал он, — но если у тебя нет денег, то придется поработать на этого человека».
Я не верил своим ушам. Кто-то нуждается в моей рабсиле, когда кругом полно безработных. То же самое я предлагал моему кредитору — отработать свой долг, но он только посмеялся надо мной. «Ты же хлюпик, интеллигентишка, а в моем деле нужны парни с крепкими нервами».
«Если ты согласен, — продолжал мой спаситель, — тогда твоему кредитору осталось жить несколько часов». Он загадочно при этом улыбался и чертил на столешнице пустой кружкой круг.
Я был согласен на все, лишь бы не слышать каждое утро, в восемь тридцать: «Витя, когда?» Я даже не поинтересовался, какая работа меня ожидает. Я не боялся работы.
Парня звали Алексом. Он позвонил через сутки и сообщил, что своего кредитора я могу навестить в морге и что долг платежом красен. Так я стал мелкооптовым торговцем наркотиками.
Первые два месяца всю выручку я отдавал Алексу, а потом мне дали заработать. Тогда-то и появились у тебя вопросы. Ты, конечно, решила, что я начал баловаться наркотой. У Алекса было желание посадить меня на иглу. И после твоего ухода я мог бы сломаться, уже начал курить анашу, но меня остановил смешной случай. Или теперь он кажется смешным?
Как-то прогуливаясь по делам в районе Университетской набережной (догадываешься, какие дела, ведь студенты — мои потенциальные покупатели), я встретил Марка Майринга. Знаю, что это имя тебе ни о чем не говорит. Ты будешь долго удивляться, но это мой двоюродный брат. Сейчас объясню. Моя тетка, папина сестра, вышла замуж за еврея, после чего вся семья от нее отвернулась, а мой папаша даже проклял сестру. Я некоторое время не подозревал о существовании двоюродного брата, хотя тот появился на свет двумя месяцами раньше. Мы впервые столкнулись уже подростками. То ли мой папаша к тому времени смягчился, то ли ему что-то надо было от этого Майринга, а ради выгоды он всегда поступался принципами. Короче, тетку с мужем и сыном пригласили к нам в гости. Марек мне тогда не понравился. Угрюмый, молчаливый, каждое слово взвешивает. Я любил веселых и словоохотливых. К тому же папаша в тот вечер окончательно поссорился с теткой. Краем уха я слышал, что они спорят об Америке. Мы тогда жили в Алма-Ате, и мой отец мечтал о сладкой западной жизни, а родители Марека, видно, не разделяли его устремлений.