Даша вдруг сломалась, затряслась, захлюпала носом. Марина поняла, что допрос пора сворачивать, вскинула подбородок, смерила обоих жестким и выразительным – как ей хотелось верить – взглядом. Молодой ее понял, затоптался на месте, а вот старший с места своего не двинулся. Окинул трясущуюся девочку сочувственным взглядом и тихо произнес:

– Можно я тебе взрослый важный вопрос задам? Ответишь ты мне?

– Да, задавайте, – моментально согласилась Даша, перестала хлюпать, выпрямилась на стуле.

А полицейский не спешил, словно прикидывал что-то, покачивал головой и смотрел на Дашу в упор. Марине мучительно хотелось положить этому конец, но никак не находилось нужных слов.

– Скажи, пожалуйста, милая, вот как ты считаешь: твоя подруга могла что-то нарочно с собой сделать?

– Послушайте, но нельзя же… – отмерла, возмутилась Марина.

– Вы про самоубийство? – на удивление спокойно уточнила ее дочь. – Нет, ну Яська нормальная вообще-то, только с фантазиями. Она любила воображать себе всякое, я иногда прямо орала на нее.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи мне, что такое она себе воображала! – проявил необыкновенный интерес полицейский, и даже молодой подобрался поближе, склонил голову набок.

– Ну, ей вроде как мерещились по ночам всякие вещи. Будто кто-то заглядывает в окно, зовет ее и ногтями шкрябает по стеклу. А недавно она проснулась и видит: в окне черный силуэт, человеческий, по пояс. Хотя в окна на первом только заглянуть можно, мы с Германом проверяли. Яська бросилась зажигать свет, а человек вроде как спрыгнул с чего-то вниз – и убежал. Я говорила, что все это ей приснилось, потому что никто не стал бы специально лестницу или табуретку под окна дома таскать. Увидеть же могут, – совсем уже расслабленным тоном подытожила Даша.

Полицейский покивал сочувственно:

– Да, сны – это такое дело, легко с явью перепутать. Мне вот однажды приснилось, что я одного преступного элемента задержал, которого давно вычислял. И взял так замечательно, тепленьким, то есть с поличным. Утром прихожу на службу, спрашиваю у следователя: ты когда такого-то допрашивать будешь, хочу поприсутствовать. А он на меня глаза выкатил и спрашивает: «А ты мне его поймал, что ли, чтобы допрашивать?» Помнишь, Паш, я тебе эту историю вроде рассказывал.

Молодой кивнул и украдкой закатил глаза, Даша прыснула.

– Рассказывала тебе Ярослава про другие какие сны? – спросил полицейский как бы между прочим.

– Ага, ей чего только не снилось! Недавно – это как раз перед тем, как мы поссорились, – ей приснилась красивая такая радуга, высоченная. И типа Яська шла под ней и все хотела найти место, где эта радуга растет из земли. А кто-то шел за ней и говорил: «Глупая, сперва тебе нужно умереть. Но совсем ненадолго, никто даже этого не заметит, а ты уже снова оживешь. Пронесешься по радуге и впитаешь все ее краски». Понимаете, Яська комплексовала, что она такая, ну, типа бесцветная, – пояснила Даша и машинально поправила свои густые кудри.

Марина знала, давно догадалась: ее дочь завидует уму и сообразительности Яси. Ее и саму это задевало, просто непонятно было, как у вульгарной распустехи-матери и непробудно пьющего отца могли получиться такие чудесные дети. Во всех творческих конкурсах Яська бывала первой, а если уступала кому-то, то лишь собственному брату, круглому отличнику. «Усыновили их обоих, что ли?» – в сердцах говорила Марина мужу, когда Дашка возвращалась с надутым лицом и утешительным призом. Было обидно, что ребенок из интеллигентной семьи этим двоим проигрывает по многим статьям.

Зато ее Дашка была красавица, тут уж не поспоришь! И сама это усвоила раньше, чем научилась говорить. А как иначе, если родственники и знакомые без конца восхищались таким нечастым сочетанием голубых глаз и черных как смоль вьющихся крупными завитками волос. Марина поначалу пыталась бороться, просила не нахваливать дочь в глаза, гоняла Дашу от зеркала. Твердила ей, что красота не главное, рассказывала поучительные истории. Но все получалось как-то неубедительно, и женщина сама это чувствовала. Наверное, все дело было в том, что Марина очень любила своего мужа. И дочкина внешность казалась ей едва ли не зримым благословением их союза. Даша от двух в целом обычных людей взяла самое лучшее: у Марины – цвет глаз и нежную, бело-розовую, чистую кожу лица, которой не грозят никакие юношеские прыщи. От Николая же смоляные кудри и тонкие черты лица, чувственный и чуточку надменный изгиб губ. К тому же к исходу первого класса стало ясно, что никакими другими талантами и способностями, кроме красоты, Даша похвастаться не может. Что вполне устраивало девочку и не слишком – но что уж тут поделаешь – ее родителей.

Вдруг вспомнила Марина, как впервые повела дочь в детский сад, в подготовительную группу. Вообще-то особой нужды в садике не было, Окунева не работала. Хотя первоначальный план был такой: она по-быстрому выходит из декрета, отдает малышку в ясли, возвращается в школу на должность преподавателя ИЗО. Николай тогда служил в полиции, Марина каждый день внутренне умирала и возрождалась, как птица феникс, когда он возвращался домой живым и не раненным. Но стоило Коле впервые взять новорожденную дочь на руки, взглянуть в ее невероятные глазищи, погладить осторожно одним пальцем густые темные волосики, шапочкой покрывавшие голову малышки, – вот тут винтики в его голове мощно и необратимо заработали в другом направлении. Он уволился из органов, создал собственное охранное предприятие, а Марина с радостной благодарностью могла теперь заниматься дочкой, забыв о работе. Что и делала, пока кто-то не надоумил ее отдать дочь в садик хотя бы на последний год, чтобы подготовиться к школе. Потому что попытки развивать Дашу самостоятельно не устояли перед очаровательными капризами дочери, до слез ненавидящей все эти буквы, цифры, картинки.