Ну а о бытовых приборах я вообще молчу. Плиты, холодильники, отопление – этого имелось в достатке, тем более все шло на экспорт. Конечно, в одиночку я бы не смог развернуться в таких масштабах, но скрывать технологию больше не имело смысла. Наоборот, для достижения поставленных целей ею должны овладеть как можно больше людей.

Поэтому обучив самых смышленых простому повторению, я довольно быстро получил аналоги сантехников, электриков, оружейников и прочие профессии, позволяющие делегировать выполнение одинаковых задач. А того, что технология может утечь к нелюдям, я не опасался. Никто добровольно на это не пойдет, да и под принуждением ничего не получится – для этого нелюдям придется сначала выковырять нас из-под земли.

Я на пределе сил стремился добиться комфорта и разделения труда, которые существовали в том далеком мире, который я покинул. И не потому, что меня не устраивал местный уклад, а потому, что только так можно добиться максимальной эффективности. Я собирался сражаться, и в этом желании был не один, а значит, нужна хорошо отлаженная, стандартизированная система, как единый организм, работающая на одну цель – выжить и победить. И если с выживанием более-менее наладилось, то вот с победами пока никак.

Для достижения поставленной цели девяносто процентов ресурсов – как людских, так и материалов – я направлял на военные цели, пренебрегая всем остальным, даже самообеспечением продовольствием. Сейчас все это я мог приобрести практически у любых нелюдей.

– Княже, – услышал я за спиной и обернулся. – Вот список прибывших беженцев. – Молодой вой протянул мне листок.

– Посмотрим. – Я взял его и оглянулся в сторону церкви, где как раз стоял недавно прибывший поезд.

Да, я ошибся в своих прогнозах, когда думал, что Беловодье не продержится и недели. Не знаю, возможно, ИскИн не торопится или люди выработали тактику защиты, но они держатся уже три месяца, и я даже не могу представить, чего им это стоит. Та скудная информация, которая поступает от беженцев, не дает объективной картины происходящего, только ориентировочно позволяет определить, насколько железодеи продвинулись.

Пробегая глазами по списку, я остановился на названии места, откуда прибыла эта партия, а через пару секунд полез в поясную суму, чтобы достать оттуда еще один лист, но уже с нарисованной картой.

– Дымяницы, Дымяницы, – бормотал я, водя пальцем по карте. – Вот!

Палец замер в точке, которая была уже значительно севернее столицы. Это значит, что либо железодеи взяли Старград, либо его обходят, беря в кольцо. Немного поразмыслив, я сложил обе бумаги в суму и обратил внимание на все еще стоявшего рядом воя:

– Свободен.

Вой кивнул и ринулся к лестнице. Но я его остановил:

– Постой. Передай, что я приказал включить освещение.

– Все исполню, княже! – бросил вой и все же начал спускаться.

Я вновь повернулся к ограждению, бросая последние взгляды на горизонт. А через минуту Последний Оплот окутался светом сотен чаровых фонарей, установленных на столбах. И мне на мгновение показалось, что я дома, на Луне.

С тоской вздохнул и с мыслью о том, сколько еще предстоит сделать, перевел взгляд на сияющий крест над церковью и впервые в жизни перекрестился:

– Помоги нам, Господи.

– Княже, – буркнул мимо проходящий мужчина лет сорока и, слегка поклонившись, приложил правый кулак к сердцу.

– Княже, – повторил то же самое следующий за ним шестнадцатилетний пацан.

Вопреки моим опасениям, привычный мне жест вскидывания руки к виску так и не прижился. Если для мелкой ребятни это было забавно, то вот для взрослых не понятно. Они привыкли кланяться буквально везде: в церкви, перед знатью, перед старшим поколением и просто в благодарность. Но меня учили, что отдание чести военнослужащими – это проявление сплоченности, взаимного уважения и проявления воинской воспитанности. Но подобное приветствие среди княжеских дружин тут уже имелось, вот я и не стал изобретать велосипед.

Я молча также приложил кулак к груди и в очередной раз прижался к стене. Мимо проносились представители, без сомнения, будущей военной элиты этого мира. Пока внешне этого сказать нельзя: какие-то мужчины, женщины и подростки, одетые во что попало, таскают бревна, инструменты, ящики или просто спешат. Но я уже видел значительные изменения от того, что было в самом начале.

Первые беженцы стали прибывать уже в первую неделю, когда специально сформированные группы на йортовских лошадях начали объезжать окрестности вдоль границы. И с каждым днем поток беженцев только нарастал, но по мере продвижения железодеев на север места обнаружения выживших оказывались все дальше и дальше.

Ситуацию выправили поезда на магнитной подушке, способные развивать, немыслимую для здешних мест скорость на суше – около ста километров в час. Они стали круглосуточно курсировать вдоль границ Беловодья, подбирая всех, кто выжил.

На самом деле ничего сверхъестественного для местных я не построил. Для подвеса в воздухе предметов магнитные поля использовались издревле – тот же крест, висящий над центральным храмом. Да и передвигаться с якобы нарушением физических законов, как, например, йорты, устанавливающие источники ветра прямо на борту корабля, тут тоже умели.