Наконец Анн Хари сказал:

– Ух какой ты прекрасный! Я даже не ожидал. Причём дело не только в облике. Есть что-то ещё. Ты, наверное, светишься каким-то невидимым глазу светом. Или излучаешь… не знаю что.

– Вот ты сразу понял! – восхитился Ший Корай Аранах. – А я только начал подозревать, что эти красавцы дополнительно излучают. Что именно, тоже не представляю пока.

– Наверняка излучаем, – легко согласился крылатый лис. – Должно же быть какое-то рациональное объяснение, почему мы такие прекрасные. Причём кажемся прекрасными всем, кто нас видит, без исключения. Вне зависимости от принятых в данной культуре канонов красоты.

Голос у него оказался громкий, резкий и хриплый, почти каждое слово сопровождал низкий гортанный рык. Это совершенно не вязалось с очаровательной внешностью. Хотя, собственно, как раз наоборот, – удивлённо подумал Анн Хари. – Дгоххи похожи на лис, а у нас лисы – звери. Совершенно нормально, если зверь рычит и хрипит.

– Меня зовут, – крылатый лисёнок фыркнул, рыкнул, снова фыркнул, рассмеялся и уже вполне по-человечески произнёс: – Но можно и просто Нхэрка. Так меня называет Ший Корай Аранах.

– Так у меня получается выговаривать, – пояснил тот. – Фонетика у них зверская. Не знаю, как с ней наши студенты справляются! Я бы, наверное, и с сотого раза не смог.

– Просто при изучении потустороннего языка получаешь опыт его носителя. И сразу всё нормально с фонетикой, как будто ты всю жизнь успешно рычал. Я-то сам не брал хгахху; так хой-броххский язык у нас в учебниках называется. Получается, зря! Мог бы сейчас с нашим гостем на его родном языке поболтать.

– Это не имеет значения, – отмахнулся Нхэрка. – Я и так понимаю. И сам могу почти что угодно сказать.

Он наконец приземлился. Объявил, уставившись на Анн Хари:

– Я знаю, кто ты! Ты меня нарисовал. Спасибо, друг драгоценный! Будь я родом не из Хой-Брохха, сказал бы, что я твой вечный должник. Но у нас нет такого понятия. И в языке нет слова, хотя бы отчасти похожего по смыслу на «долг». Мы просто делаем, что нам нравится. А если это ещё кому-нибудь пригодилось, так на здоровье. И никаких долгов.

– Я помню, как у вас жизнь устроена, – улыбнулся Анн Хари.

– Так ты бывал в Хой-Броххе?

– Пока нет, к сожалению. Но мой папа любил ваши романы. Собрал огромную библиотеку. Я их в детстве вместо сказок читал.

– Вот поэтому вырос таким красивым, – совершенно серьёзно сказал Нхэрка. – И хорошим художником. На пользу тебе пошло.

Ший Корай Аранах бестактно заржал. Но на него никто не обиделся. Анн Хари был занят, переваривал информацию о своей красоте, а дгоххи в принципе не обижаются. Слова «обида» у них в языке тоже нет.

– Так странно, – сказал Нхэрка, отложив в сторону книгу. – Я её помню. Немножко. Не целиком. Отдельные фрагменты и фразы. Как… – он перешёл на почти беззвучный шёпот, – приснившийся в детстве сон. И все остальные книги, где написано имя того человека, которым я был. Странная штука память. Из прошлой жизни помню только тебя и книги. А всё остальное забыл.

– Я так и думал, что книги ты обязательно вспомнишь, – улыбнулся Ший Корай Аранах. – Вот что значит приоритеты! Ловец есть Ловец.

– Да. Сколько гулял по городу, так и не вспомнил, в каком доме жил, в какой школе учился, где выпивал с друзьями, куда бегал на свидания. Мне даже зеркальное небо в новинку, только теоретически знаю, что раньше под ним ходил. И трамваи. До сих пор к ним никак не привыкну. Совершенно абсурдная штука – трамвай! И прекрасная, как почти всё абсурдное. Я бы… – от смущения он закрыл морду лапами (то есть, лицо руками) и признался: – Я бы, знаешь, трамваю приснился, если бы он был живой. Но не всем трамваям подряд! Ты не думай, я не такой. Только одному из них, белому, где на окнах очень толстые стёкла, из-за них всё как будто в тумане и немножечко под водой. Я на нём один раз ехал до центра и два раза возвращался домой.

– Самый старый вагон на Белом маршруте, – кивнул Ший Корай Аранах. – Говорят, на Синем тоже остался один такой. Мне он ни разу не попадался, слишком редко там езжу. Ничего, время есть, накатаюсь ещё.

– На твоём месте я бы тоже жил долго-долго, – согласился крылатый лис. – Мне нравится, как ты тут устроился. С высшим смыслом, садом, близким другом и умной красивой кошкой. Хорошая жизнь.

– О. Ты ещё не… – Нхэрка запнулся, как всегда в таких случаях, сам рассмеялся, хлопнул себя по лбу и закончил фразу: – Не отдыхаешь! Это здорово. Я хотел тебя кое о чём спросить.

– Спрашивай, – улыбнулся Анн Хари. – И давай тогда рядом садись. Так и не понял, что именно ты излучаешь, но рядом с тобой сидеть – зашибись.

– Так, может быть, просто радость? Четвёртую, – предположил крылатый лис. – Раз наш мир называется Четвёртой Радости, логично, если мы из неё состоим. Но учти, это только гипотеза, точно сказать не могу. Природу нашей реальности исследуют и объясняют философы. А я изучать философию пока не хочу.

– Я в своё время тоже отказался от философии, – признался Анн Хари. – Взял только самый необходимый минимум, чтобы было о чём подраться с друзьями в конце вечеринки. Решил, что с ума и так слишком просто сойти.